Боровичанин рисует букеты для любимой

В семьдесят лет боровичанин получил в подарок краски и начал писать свою биографию: голодное беспризорное детство сына «врага народа», послевоенные Боровичи, единственную в жизни любовь   От автора: на днях я побывала на выставке картин Вадима Владимировича КУПФЕРА. Она проходила в стенах Боровичского краеведческого музея. Там же разговорилась с самим художником. Оказалось, что он человек с непростой судьбой, однолюб, и до сих пор живет на «выселке».     К седьмому десятку Вадим Владимирович Купфер успел построить дом, вырастить детей, уйти на пенсию. Самое время оглянуться назад, предаться воспоминаниям и целиком отдаться любимому хобби.  Дело в том, что Вадим Владимирович – из числа детей «врагов народа». В пять лет его лишили родителей. Было это в 1936 году. Отца расстреляли, несмотря на то, что он был ведущим инженером-изобретателем на заводе Макса Гельца в Ленинграде. Мать, как жену врага народа, сослали в ссылку, а маленький Вадим, младший из трех братьев, сменил четыре интерната.   Лошади – вот кто был по-настоящему близок ему в те годы. – Жестокие были законы в детском доме. Когда мне было плохо, я всегда бежал в конюшню. Как понимают человека эти животные! Помню, как плакал на сене, а лошадь тыкалась в меня мордой. И вдруг смотрю, у нее из глаз тоже слезы полились, – вспоминает мой герой.  Все это отразилось на его полотнах. Картину с изображением двух лошадей, обнимающихся шеями, он так и назвал: «Нежность», чего Вадиму так не хватало в детстве. То, что он сын «врага народа», Вадим узнал случайно, когда его и еще пятерых малышей временно поместили в одном из деревенских домов по дороге в детский дом. Тогда вся деревня сбежалась посмотреть на них, были облеплены все окна. В четырнадцать лет Вадим вошел во взрослую жизнь со справкой из детдома. Позади остались интернаты, впереди – неведомое будущее. Куда идти? Конечно, к матери. По письмам он знал, что ее освободили, что она снимает угол в Боровичах. В Ленинград ей вернуться не позволили. Так волею судьбы и Вадим, будучи пацаном, оказался в Боровичах. Добирался в город на перекладных, на крышах вагонов. – Я не узнал мать. Помнил ее, как светскую даму: в красивой одежде, в шляпках, всегда ухоженную. А здесь навстречу мне вышла седая беззубая старуха в больших ботинках, в длинной трикотажной юбке и в зимней лагерной шапке, – говорит он. Вадим стеснялся ее внешности, но видел, что люди очень уважительно к ней относились. Она работала на шахте бухгалтером. Кроме того, знала в совершенстве несколько языков. Но в жизни она уже ни к чему не стремилась, только хотела помочь сыну устроиться. Она помогла ему поступить в ремесленное училище, потому что там была бесплатная форма, трехразовое питание, а  еще давали по семьсот граммов хлеба. Потом мать помогла и с работой, когда по специальности его не взяли, как сына врага народа. Это клеймо всю жизнь его преследовало. И все это тоже отражено в картинах: и учеба в училище с пейзажами старых Боровичей, и сюжеты с вполне реальными личностями: безногими гармонистами, «таксистами» с деревянными повозками... А еще есть картина, где изображена изба (в которой они с матерью снимали угол) с пленными немцами на пороге. Немецкие солдаты выживали за счет милостыни русских сердобольных женщин.  Что еще запечатлелось в памяти художника? Испытание атомной бомбы в 1954 году на Южном Урале, так называемые Тоцкие учения. Взрыв он нарисовал на холсте почти в два метра высотой. Как сейчас помнит: это было 14 сентября. Вадим командовал радиовзводом. – Заняли позиции, вошли в траншеи. Было много офицеров. Думал, во время учений они будут в блиндажах, за двумя металлическими дверями с резиновыми прокладками, но они вмиг куда-то подевались. Позже узнал, что уехали за двести километров, а нас – в блиндажи. Слышим, самолет летит. Потом земля закачалась, двойной удар почувствовали. Взрыв был такой силы, что вылетели обе двери. Мы были в спецодежде, в противогазах. Вышли – темень, хотя было в районе десяти  утра. Идем с дозиметрами, делаем замеры. Потом стало светать, но свет, как в печи, – рассказывает мне Вадим. – Испытания проводились на арбузном поле, арбузы все обуглились. Помню обожженных овец, слепую опаленную лошадь, обезумевшего лося. В памяти остался человек, который держал на вытянутой руке орла, крыло свисало до земли, и по нему струилась сукровица. Многие собирали по полю опаленных куропаток. «Гриб» долго висел над нами, потом змееобразно ушел… Сейчас Вадиму Владимировичу 82 года. Он написал десятки картин, отображающие реальные события и реальных людей из его собственной жизни. Ценители живописи со всей области узнают его работы.  Одна из любимых серий картин посвящена его жене. С супругой Вадиму Владимировичу повезло: она из семьи священников и тоже всю жизнь была как-бы чужая в своей стране. Понимали друг друга с полуслова. Когда жены не стало, он написал картину, которую   назвал «Четыре женщины и ребенок». Все пятеро – его любимая Зинаида, только в разных возрастных периодах, начиная с девочки. В последние годы он предпочитает писать натюрморты, пейзажи. Говорит, что тяжело вспоминать прошлое. Удивительно то, что его картины – прозрачные. Сам художник объясняет это тем, что пишет их тонкими кистями и только тогда, когда просит душа. Пишет для себя, никому их не продает, не дарит, разве что изредка и близким людям. Каждая из картин – частичка его жизни, а вместе – целая жизнь.  После реабилитации Вадим Владимирович на родину в Санкт-Петербург не смог вернуться, как его братья. Возникли какие-то бюрократические заморочки, с которыми он не стал связываться. Так и живет «на выселке» в Боровичском районе в деревне Нальцы – в большом доме, где после смерти жены ничего не стал перестраивать и доделывать. Оставил все, как есть, как будто бы она здесь, рядом. Зинаида очень любила цветы, и он теперь каждый день пишет букеты для нее. И это тоже – часть его жизни, которая отражается в картинах художника. Татьяна МИХАЙЛОВА, Боровичский р-он