Сполохи войны, любовь и память

От редакции: на электронную почту газеты «Мещерская сторона» приходят первые письма от читателей на конкурс «Мы помним, мы гордимся!». Публикуем одно из писем. Говорят, память у человека устроена так, что через год остаётся только тридцать процентов полученной информации. Только вот что странно: воспоминания детства отрочества и юности так живо всплывают в сознании, что кажется, только вчера ты бегал босоногим по грязным лужам после проливного дождя и вдыхал запах озона и свежих сломанных ветром веток ветлы. Вспоминаешь  опьяняющий аромат жасмина в соседнем палисаднике, каждого огольца и вьюнка, пойманных корзинкой на задах огородов в речушке!.. А вот неприятности жизни остаются в памяти только в общем виде, - мол, было дело…  В авто едем в Ермишь, на малую Родину моих родителей. Когда дорога дальняя, то в поезде и в автомобиле разговор завязывается сам собой на самые разные, а порой и сокровенные темы… - Вот в этой деревне в августе 41-го я первый свой «наряд вне очереди» получил, - говорит отец, когда  мы проезжаем деревню Глядково, что близ Сасова. - Аккурат вон там мы стояли, комсомольцы-добровольцы, - показал он на каменное обшарпанное здание. - Быстренько дипломы нам нацарапали об окончании десяти классов, и вперёд! Какие мы ещё воины? Так, пацаны семнадцатилетние! Человек сто нас тут собралось из трёх районов на сборном пункте. Спали прямо на полу, на матрацах, а укрывались шинельками. Кормили из полевой кухни неплохо по тем временам, в основном рыбными блюдами и «шрапнелью» (перловкой). - Затеяла одна молодка в этом селе рожать. Поднимают нас троих ночью, кто поздоровей, вручают дровяную тележку о четырёх колёсах…. На той стороне реки Цны, мол, повитуха живёт. Ноги одной у неё нет. Берите лодку на берегу и вперёд! Перевезёте её на эту сторону и во-он к той избе волоките…. Всё бы ничего, да верёвка оборвалась на обратном пути, когда на крутой берег тележку тащили. Ушиблась она маленько, да и мы все грязные и мокрые явились на сборный пункт: доставали её из воды. Вот наряды вне очереди все и получили. - У меня в селе оставалась она, - кивает отец на сидящую позади мать. – Молодой ещё был. Восемнадцать лет мне только потом, в октябре исполнилось, а ей шестнадцать было. Отпустили разок в увольнение на два дня меня с земляком Борисом Хаперстковым, чтобы попрощаться перед отправкой с родителями и с зазнобами, на которых мы чаще, чем на доску в классе моргали, а на переменах «подножки» ставили, – любили!   - В конце ноября 41 года разбросали нас кого куда. Мы с Борисом, одноклассником, оказались в Томском артиллерийском училище, на краткосрочных курсах офицеров. После училища не виделись до конца войны. Меня, уже младшего лейтенанта, 1 сентября 42 года направили на «Западный фронт», в 17 стрелковую дивизию. На себе, лошадьми, полуторками волочили мы гаубицы от Калинина и Торжка до Восточной Пруссии. Там 20 января 45-го года меня тяжело ранило в третий раз и контузило.  Два предыдущих ранения в 43-м и в 44-м были лёгкими, отвалялся в полевых госпиталях, а тут…. 23.01.45г - госпиталь №15, г. Млава. 25.01.45г. -  госпиталь №3584.  3.03.45г. -  эвакуация в тыл, в Горьковскую область… Основные моменты той далёкой войны записаны у отца коротко в записной книжке, на восьми страничках. Это ранения его и сослуживцев, потеря соратников, даты форсирования рек, дни наград и повышения звания, вынос раненых и убитых с поля боя. Книжечка сохранилась у меня. А вот рассказывать о боевых действиях он не мог…, или не хотел. Вспоминал оленей, выбежавших из леска на их позицию при обстреле немцев, вспомнил «контуженного» зайца-беляка прибившегося к колесу орудия, как к «мамке», которого кормили солдаты яблоками, ещё висящими в чьём-то заброшенном зимнем саду, и этому отец удивлялся! Ведь было их девять детей у отца и матери, поэтому, уже с осени, яблоки не «любили висеть» на деревьях в их саду, да и не могли, когда он рос…. В памяти отца осталась и кобыла «Люська», которая без поводыря ходила с телегой на передвижной «котлопункт», расположенный в тылу -  позади позиции. Даже под обстрелом сама привозила продукты питания артиллеристам. Погибла она, умница, и все очень жалели, ведь «полуторка», подменившая лошадку, порой задерживалась из-за обстрела… Воевали и два брата отца. Михаил Павлович (1919 г.р.) окончил Ивановское военно-политическое училище, и в 1941 году получил направление на фронт в качестве политработника. Несколько раз был ранен и летом 45-го приехал на родину в звании майора. Николай Павлович (1922 г.р.) погиб 14 января 43 года в районе Выборгской Дубровки Ленинградской области. Шофёром он был, а город «революции» находился в блокаде. Вот и возили они, солдатики, продукты и боеприпасы городу на Неве через Ладожское озеро. Только 17 октября 45-го года получили родители «повестку» о его гибели… «Я и Миша, - рассказывал мой отец, - ежемесячно посылали свои денежные аттестаты родителям. Им надо было кормить четырёх детей»… - Когда из госпиталя города Кулебяки, что недалеко от Выксы, выписался в начале июня 45-го, - рассказывает отец, -  только гимнастёрка, галифе да хромовые сапоги на мне были. Иду при орденах и с палочкой, прихрамываю, а «моя», с которой целовался в увольнении перед отправкой в Томское училище и на фронт, с девками на качелях качается и повизгивает от удовольствия: аккурат дело на Троицу было, а ей было 20 лет! Как увидела меня, как повисла на шее..., вот до сих пор и «мучаюсь»! - Молчи уж, старый! – не зло машет мать рукой. - Скажи спасибо, что тебя дождалась, а ведь месяца за три до твоего прихода за меня тут лётчик один сватался! Наотрез отказала ему. Тебя любила и дождалась! Цени!.. После свадьбы отец меньше года работал в родном селе помощником прокурора, а летом 46-го его вызвали в военкомат, где незнакомец «при шляпе» и в галстуке сказал, что им нужны в данный момент офицеры! Возражать в ту пору было «не принято» у военных, да и не только у них…. Уже в августе 46-го отец был принят на службу, которая была одним из отделов милиции, а в 58 году преобразована в КГБ,и направлен в город Михайлов. В 48-м году там родился я, а в 49-м году отца направили на курсы в Ташкент, в спецшколу… - Быстренько отучили нас там, - рассказывал отец, - подбросили ещё по одной звёздочке на погоны. Короче, продлили мне войну: пришлось повоевать еще немного, - то в Прибалтике, то на Западной Украине. Опаснее и циничнее, чем на основной войне, «работёнка» эта была. Эта война почти нигде не описана, и по истории вы её, сынок, не проходили в школе. Раненых и пленных там не было ни с той, ни с нашей стороны. С остатками «лесных братьев» - «бандеровскими» приспешниками и «власовцами» бой вели по лесам да хуторам…. Потом по Союзу поколесили с матерью. Сам знаешь, - Михайлов, Скопин, Павелец, Воркута и… снова Скопин, где и отслужил до пенсии… Служить отцу пришлось там, куда пошлют. Квартиры служебные давали…, а вот спали мы порой на казённых кроватях с панцирной сеткой и на раскладушках, а ели со «столов-коробок» -  папиросных фанерных ящиков, покрытых полотенцами. Всё образумилось только, более-менее, в конце 50-х годов…. На пенсию отец уходил уже тут, в Скопине, в звании майора… Евгений Талалаев, г. Скопин.