Пусть я одна, больная, но детей своих никому не отдам!

ОТ АВТОРА: об этой необычной семье я узнала 26 января от руководителя центра помощи детям-сиротам и малоимущим Юлии УЛЬШИНОЙ. Она рассказала, что на окраине города в крохотном флигеле ютится онкобольная мать с двумя детьми. Каждый их день – борьба. Не только с болезнью, но и за право быть вместе. Ведь эта полунищая семья – как бельмо на глазу у органов опеки. И там, видимо, решили, что лучший выход из положения – забрать детей у больной матери. Эта история не выходила у меня из головы, и я позвонила той самой женщине, Анжелике СКРЫННИКОВОЙ. На встречу с журналистом она согласилась не сразу. «Я не хочу новой вспышки интереса к нашей семье, да, честно говоря, и боюсь…Боюсь, что нас в очередной раз попробуют разлучить…». Мы общались по телефону на протяжении двух недель, изо дня в день, и наконец договорились о встрече. Она выходит ко мне из ворот частного дома. Мы проходим вглубь двора, там – их крохотный полуразвалившийся флигель. В доме тепло, даже жарко, и пахнет чем-то вкусным. Минуя коридор, в котором едва уместился холодильник, мы проходим в комнату. Здесь стоит печь. – Углем да дровами топим – газа в доме нет, как, впрочем, и воды! – говорит Анжела. В комнате старомодная, но довольно уютная обстановка. Аккуратно застелен пледом диван, старое трюмо натерто до блеска. Во всем чувствуется женская рука. В доме много икон: оказавшись в плену непрерывных бед, моя героиня стала глубоко верующим человеком. По-настоящему удивил многочисленный «живой уголок»: черепашка, морская свинка, крысенок…а в доме нет даже намека на не запах, который часто источают грызуны. – Это наш Даня воспитывает. Всех в дом тянет – любит их, а я не могу отказать. Я устраиваюсь поудобнее на стареньком диване и превращаюсь в слух. Анжела появилась на свет в 1979 году в Грозном. Рождению второго ребенка, мягко говоря, не обрадовались. Мать-одиночка едва сводила концы с концами. До шести лет девочка росла сорняком на улице, лишь изредка о существовании младшей внучки вспоминала бабушка. Когда ей было шесть лет, мать определила ее в интернат в далекой КабардиноБалкарии. А вот педагоги полюбили тихую, прилежную воспитанницу и нередко брали ее к себе домой. Едва Анжеле исполнилось 13 лет, как она начала работать. Ездила на поля, торговала на рынке. – На заработок, наверное, конфеты покупали? – шутливо спрашиваю я. – Да вы что, какие конфеты? Я мечтала о хлебе! Когда я еще жила с мамой, я все время ходила голодная. Порой приходилось есть траву, цветы акации. А самым большим лакомством была смола с деревьев, – говорит она. С юных лет жизнь проверяла эту женщину на прочность, подбрасывая все новые испытания. И даже в тех благах, которые полагаются от государства детям, лишенным семьи, ей было отказано. Ведь по закону она не считается сиротой: у нее оставалась бабушка, которая могла взять ее к себе, но не взяла. Просто в семье не было денег и от нее избавились, как от щенка. 1996 год. Окончив 9 классов, на деньги, собранные для нее друзьями, она купила билет до Ростова. Ее имущество легко уместилось в небольшую сумку. Так, налегке 17-летняя девушка шагнула на донскую землю. Теперь ей в одиночкупредстояло здесь обустроиться. Она сняла комнату в общежитии и поступила на работу посудомойкой. Денег катастрофически не хватало, и по вечерам она мела улицы. Переломный момент в жизни Анжелы случился в 1999 году. Случайная встреча на улице двух молодых людей оказалась судьбоносной. Иван (имя изменено. – Прим. ред.), как и Анжела, приехал сюда из Кабардино-Балкарии и был старше ее всего на несколько месяцев. В Ростове он устроился разнорабочим и пытался встать на ноги. Оба они выросли без ро- дителей (он осиротел еще ребенком). Обоим приходилось рассчитывать только на себя – у них было много общего. Они пришлись друг другу по душе. Когда, в 2000-м году, Анжела поняла, что ждет ребенка, молодые люди расписались. В декабре 2001 в их семье родился первенец, Даниил. Они по-прежнему кочевали по съемным квартирам и дорожили каждым рублем. – Несмотря на бедность, отношения у нас были прекрасные, – говорит Анжела, – и через три года, в 2004-м, Бог подарил нам второго сына, Димочку. Экономить приходилось практически на всем. Жили мы очень скудно, но зато в любви и согласии. А в 2010 году я почему-то стала сильно худеть и выглядела болезненно. Стала обследоваться – и от результата пришла в шоковое состояние: рак шейки матки четвертой стадии. Когда Ваня услышал диагноз, практически сразу собрал вещи и ушел. Это был удар, что и говорить... При этом с каждым днем женщине становилось хуже, боли усиливались, начались обмороки. В это время она работала санитаркой в больнице, зарабатывала негусто, но и эту работу пришлось оставить. В 2010 году ее прооперировали, потом она выдержала адский курс облучения и химиотерапии. Вспоминает об этом – и плачет... Ждать помощи было неоткуда. Сыновья, как могли, поддерживали мать: чтобы заработать на лечение, тогда еще 10-летний Даня устроился работать на заправку и каждую копеечку нес домой. Пока мать лежала в онкоцентре, он был для восьмилетнего Димы и отцом, и матерью. После операции ее состояние ухудшилось, болезнь прогрессировала. – Врачи говорили, что я безнадежна и просто умывали руки, – вытирая слезы, медленно произносит Анжелика. Потом долго молчит. И вдруг на фоне всех этих событий органы опеки начинают поднимать вопрос о том, чтобы забрать сыновей у больной матери. Ведь она не может создать им должные условия для проживания. Информация об этом попала в Интернет, и многие пользователи, надо сказать, встали на сторону Анжелы. Отчего же органы опеки внезапно заинтересовались семьей СКРЫННИКОВЫХ? Поводом послужило то, что старший сын мыл автомобили, чтоб заработать денег на лечение матери, а недремлющее око представителей закона моментально «выявило нарушение». Стремление ребенка помочь умирающей матери едва не сделали мальчишку сиротой, ведь, если верить СМИ, отозвавшимся на ее историю, Анжелу тогда хотели лишить родительских прав! Тогда на защиту матери встали учителя. Они заверили бдительных госслужащих, что беспокоиться не о чем: Даниил хорошо учится, всегда опрятно одет и причин отнимать его у матери не существует! В ситуацию вмешался и бывший супруг Анжелы, который твердо заявил, что не отдаст детей в интернат. – Я благодарна Ивану, он поставил меня на ноги в тот период, когда я практически гнила заживо, и все брезговали ко мне даже подойти, – с теплотой в голосе вспоминает Анжела. «Великодушная женщина», – думаю я... Ведь муж ее бросил, когда она заболела! – Вы обращались к городским властям за помощью? – Пару лет назад я обращалась в администрацию Советского района с просьбой выделить нам комнатку в общежитии, я бы там убирала, помогала, кому нужна помощь – лишь бы позволили жить, ну хоть чуть-чуть в лучших условиях!.. Ну, ничего, главное мы вместе! Пусть мы бедно живем, пусть я одна, больная, но детей своих я никому не отдам! – Что сейчас говорят вам врачи? – спрашиваю я. – О плохом говорить не хочется, а хорошего сказать нечего. Я верю только в лучшее. Мне сдаваться нельзя – вон какие богатыри растут, мамина радость и гордость! Болезнь сделала Анжелу инвалидом 2-й группы. Она мать-одиночка, выросла в приюте, из-за болезни не работает... Неужели законом не предусмотрена помощь человеку, столь ущемленному в социальном отношении? 4 марта я позвонила в администрацию Советского района и задала этот вопрос. – Скрынникова в списке нуждающихся в улучшении жилищных условий не состоит, – сказала мне главный специалист сектора по учету и распределению жилой площади Елена ГЕРМАН. Причина, по которой Анжела не может претендовать на квадратные метры, – это отсутствие у нее регистрации по месту жительства в Ростове. Она прописана в Красном Сулине, где у ее супруга есть небольшой земельный участок. Есть ли у нее шанс получить от государства жилплощадь? С этим вопросом я обратилась к адвокату Владиславу БИРЮКОВУ. – К сожалению, таких шансов у нее нет. Действующее законодательство не предполагает включение ее в программу получения жилья на том основании, что она инвалид и мать-одиночка. А статуса сироты у нее нет. Оставался открытым еще один тонкий вопрос – правомерность и... этичность изъятия детей у больной матери. Можно ли в рамках существующего ювенального законодательства не отнять их, а как-то поддержать эту семью? Не гуманнее ли это по отношению к детям? Чем руководствуются те, кто должен вроде бы стоять на страже прав детей, и правда ли, что ее собирались лишить родительских прав? Чтобы задать эти вопросы, 5 марта я позвонила в органы опеки Управления образования администрации Ростова-на-Дону. Но мне посоветовали изложить их в официальном запросе. Так я и поступила. Осталось дождаться ответа. О его содержании обязательно потом расскажу читателям «ГД».   Ася КОЛЮХИНА, г. Ростов-на-Дону. ОТ РЕДАКЦИИ: семья очень нуждается в помощи! Если кто-то хочет оказать ей поддержку, звоните по телефону: 988-251-57-77; 951-831-74-68