Мария Крючкова из Пскова почти повторила судьбу всемирно известной мексиканской художницы Фриды Кало, которая перенесла несколько тяжёлых операций, после которых вынуждена была жить в поддерживающих корсетах, с металлическими конструкциями в теле. И наша Мария, и Фрида поистине железные леди!
С Марией КРЮЧКОВОЙ я познакомилась 2 года назад, когда она спасала аиста, вмёрзшего в лёд реки Мирожки в псковском дендропарке. Псковичи тогда, не сговариваясь, окрестили Машу Гердой. Как и юная героиня из сказки, девушка проявила несгибаемую твёрдость и упорство. Тогда мне и в голову не пришло, что именно эти качества помогли Маше в борьбе за собственную жизнь. «Если мой жизненный опыт поможет хоть одному человеку, я готова поделиться», – согласилась Маша на непростой разговор.
«Я ж деревенская!»
Детство Маши прошло в Похвальщине. Её кумирами были бабушка Саша и дедушка Толя, великие труженики и добряки.
– Они войну пережили, чего им злиться, – говорит Маша. – Это сытые да богатые вечно чем-то недовольны. Бабулину сестру, партизанку, расстреляли фашисты, их деревню Горшково сожгли, всех детей угнали в концлагерь. Родители поставили дочку Сашу на кирпичи, чтоб повыше ростом была, когда немцы выхватывали из толпы детей. А вот дедулю концлагерь не миновал, из него, 11-летнего, выкачивали кровь, пока он не «умер», тогда немцы его выбросили. А он был жив! Его подобрали поляки. Да-да, неравнодушные поляки. И выходили. А когда кончилась война, посадили на лошадь и отправили домой. Он получал от немцев компенсацию в марках и на эти деньги купил мне велосипед «Десну»! У нас в семье книжка хранится – «Путь в 70 лет», о совхозе «Передовик», и там фотография деда под яблоней. Помню, как его фотографировали. Детство, как слайды: помню, проснулась утром, а на подоконнике в шапке цыплятки пищат. Помню, как первый раз дед на лошади катал. А отец – на тракторе, у меня ещё ноги до педалей не доставали. Считай, у него в тракторе и выросла.
Труд в деревне Маше знаком, как свои пять пальцев. Умеет и сеять, и косить, и за скотиной ходить, и дрова колоть! У Крючковых и своё поле было, не меньше совхозного. Маша шла с семьёй на картошку и распевала песни. Пела в поле и со школой – весь сентябрь. При школе был огород – работы хватало. Мама была строгая, а папа тёплый, уютный. И был уклад! Что бы ни было, а горячий обед перед мужем бабуля всегда ставила.
– Я ещё тогда впитала истину, что лучший друг для женщины – это муж, – рассказывает Маша. – И хоть я давно уже живу не в деревне, а в городе, но уклад мой остался прежним. Наш родовой дом два года назад сгорел. И сейчас у меня цель – восстановить его и там жить. Вернуться к истокам.
Голубиная любовь
Дедушки не стало, когда Маше было 12 лет. Она помнит, как в их дом зачастили «скорые». И как доктор покачал головой: «Поздно…» Но в больницу деда увезли.
– А наутро я проснулась, бабушка уже плакала, – вспоминает Маша. – Она сильно сдала, как его схоронили. Стала слепнуть, мало двигаться, под конец и вовсе ходила по стеночке. Я до конца жила с ней. Она умерла тихо, как ангел, 1 января. Говорит: «Сходи на праздник в клуб, а я полежу». Я вернулась, часу не прошло, а бабулечка словно уснула… Они не говорили о любви, они просто любили. Помните, как в фильме «Любовь и голуби»: «А внутри-то жжёт, жжёт...» Вот и сгорела бабушка без своего любимого деда…
Маша не смогла жить в том доме, откуда улетела любовь двух дорогих сердечек. Ушла к родителям.
Без уклада нету лада
После школы поступила в сельхозтехникум, но, оту-чившись год, вернулась в деревню – работать бок о бок с матерью, дояркой.
– Там же и замуж вышла, за деревенского, за своего, как мне тогда казалось, – рассказывает Маша. – Но у первого мужа в голове не было того самого уклада, вместе с которым в семье царит лад. Через год моё замужество кончилось – он попал в аварию по дурости, и всю беременность я провела в областной больнице, в нейрохирургии, выхаживая его. А после больницы делала задания для вечерней школы. Жила у своей второй, городской бабушки Гали. Мужа выписали, и я родила. Ждала дочку, мне и на УЗИ говорили, что девочка, «хорошенькая, максимум 3 килограмма», а родился крепыш в 4 кг! По святкам Лёней назвала, 44-й размер ноги сейчас, а всего-то 13 лет!
Вернулись в деревню, а в доме мужа яблоку негде упасть. В комнате со свекровью и золовкой была не жизнь, и тогда вместе с малышом Маша перебралась в родительский дом, где у неё была целая комната. А вот муж с ней не поехал.
– Его дорога ушла вниз, моя – в другую сторону: у каждой души свой путь, – Маша ни о чём не жалеет.
Буля!
На шее у родителей сидеть ей было стыдно. Как только сыну исполнилось три, Маша уехала в Псков: «Устрою Лёню в сад, найду работу и заберу его», – пообещала она родителям, хотя её никто и не гнал из родного дома.
– Я всю жизнь была упёртая, а жизнь мне мои рога регулярно и обламывала, – говорит Маша. – Приехала в Псков – 200 рублей в кулаке, – села на детской площадке под грибок и, видно, у меня на лице было такое смятение, что ко мне подошла женщина – София. Она-то и приютила меня в своей комнате в коммуналке на первое время. Её дочке тоже было 3 годика. Потом я влезла в кредит, сняла комнату, забрала Лёню, устроила его в садик, нашла работу. Была и дворником, и подъезды мыла, по 16 в день, зимой, с вёдрами бегала…
В Пскове Маша ещё больше сдружилась с бабушкой Галей. Та звала её жить к себе постоянно, но Маша ни за что не хотела её стеснять. Снимала комнату в общежитии.
– Она меня очень поддержала, многому научила, вязать, например, – рассказывает Маша. – Лёня ее называл «Буля». Она до самой смерти работала сторожем и ни от кого не зависела. Мы с ней в этом похожи. Однажды я к ней пришла, а она жёлтая, как солнышко. «Надо к врачу», – говорю. «Мне завтра на работу», – отвечает. Я вышла во двор, отдышалась, вернулась, и чудом мне удалось уговорить её на «скорую». Через две недели она умерла в больнице. Я первый раз увидела, как человек сгорел на глазах. Пожала мне руку, слезинка скатилась. И – всё!
Маша не сразу смогла перебраться в бабушкину квартиру – это было нелегко. Она тогда работала в военной части, поваром, два через два. Родители забирали Лёню на два дня в Похвальщину. И внезапно у неё отнялась нога…
Исполосовали всю!
Машу подлечили в районной больнице. Устроилась на завод, на конвейер. Спина болела всё сильнее. Устроилась в «Детский мир» кассиром, освоила профессию менеджера. Лёня пошёл в 1-й класс.
– Тот день в сентябре я помню, как сейчас. Шёл дождь, я шла на «Янушку», выкупать тетрадки. Улица вся перерыта, а я на каблуках через ямы прыгаю. И на следующее утро я не смогла встать.
Оказалось, в позвоночнике… грыжа, и не одна!
11 января 2020 года Машу прооперировали. Неудачно.
– Это было то самое отделение, где лежал муж, и врачи меня узнали! Я встала на ноги после операции, при этом почувствовала адскую боль, – вспоминает тот ужас Маша. – Неделю меня глушили обезболивающими, таскала ноги на ходунках, как пьяная. Снова прооперировали, а там – гной! Наживую мне позвоночник полоскали, дренажи поставили. За ту неделю вся жизнь промелькнула несколько раз – так было больно! На дворе ковид, маму не пускают. «Ребёнок, держись!» – просила меня мамочка через окно, и я держалась. Плечи и верх у меня ушли вправо, а таз с ногами – влево. Сделали ещё две операции, а в феврале – пятую. Удалили два позвонка и поставили импланты, я ощущала их, как гири. Приноровилась мыться со швами и в корсете. Спасибо единственному человеку – тренеру ЛФК, Александру, который сильно меня поддержал в те дни.
2 марта только сняли дренажи, я подхватила ковид. Меня поставили перед выбором – ковидная больница или… домой. Я выбрала дом. Свою семью увидела в трёх метрах от себя, папа занёс сумку в квартиру и они уехали.
Маша научилась сама себе делать перевязки одной рукой, лёжа, глядя в зеркало. А когда сняли швы, началась другая жизнь. Стоять больше 40 минут Маша не могла. Боли нарастали, в больницу не брали, инвалидность не давали. И 8 мая, в свой день рождения, в полном отчаянии Маша обратилась за помощью к губернатору на его личную страницу. Трёх дней не прошло, как она уже была в больнице! Но причину боли определить не смогли. По квоте Маша едет в Питер, в институт Вредена.
– А там мне говорят: «Время упущено. Боль не уйдёт. Никогда». Но предложили обследование, которое могло бы мне облегчить существование: через весь позвоночник провели электрод, подключённый к компьютеру. Импульсы подавались в мозг и заглушали боль.
По 10-балльной шкале боль снижалась до 7 баллов. И снова нужна была операция по вживлению нейростимулятора, которую Маше уже сделали в Москве, в институте Приорова.
– Вот тогда-то я и задумалась: раз техника может обмануть мой мозг, почему это не могу сделать я?! И погрузилась в научные статьи, много читала, стала медитировать. У меня был пульт. И однажды я отключила нейростимулятор, сперва на несколько часов, потом на два дня, на две недели, и в какой-то момент я его не включила!
С того момента до нашей встречи Маша горы свернула, выучилась на массажиста, сдала на права, встала на биржу, нашла работу – и всё несмотря на инвалидность, которую не видно, но она есть, просто притаилась и ждёт, когда эта сильная женщина даст слабину. Но этого не случится! Потому что у Маши есть опора – её любимый и самый дорогой человек, с таким же семейным укладом в голове, как и у неё.
– О любви не говорят, просто любят, поэтому я даже имени его называть не буду, – улыбается Маша, которую все мы, после спасения аиста, называем… Гердой!
Счастье любит тишину...
Гизела ДЕРЖАВИНА, Псков
Источник фото: фото из архива Марии Крючковой ,фото из архива Марии Крючковой