Выжить на войне Николаю Цокову помогла сила материнской молитвы

Николай Егорович смотрел в лицо смерти не раз. Порой, она приближалась настолько близко, что буквально дышала ему в затылок. Но каким-то непостижимым образом ему удалось вырваться из ее цепких лап, и вернуться с войны живым и невредимым. Абсолютно неверующий человек, сопоставив все факты своей жизни, он понял, что там, на войне, ему помогла выжить сила материнской молитвы. Уроженец села Игумново Новосильского района 17-летний Коля Цоков получил повестку в ноябре 1943 года. Ее принесли ночью, а рано утром уже надо было быть на призывном пункте, находившемся в районном центре за несколько километров. Как ни просил он мать не провожать его до военкомата, та ни в какую не соглашалась, до последнего оттягивая минуту расставания. После суеты, наставлений и слез, на прощание протянула ему горшочек пшенной каши, еще теплой, пахнувшей дымком, которую втайне от сына сварила ночью. И перекрестила в дальнюю дорогу: «Воюй, сынок, с честью, а я за тебя молиться буду!». Тогда на эти слова он не обратил внимания. Комсомолец Коля не верил в эти предрассудки. И только, прожив не один десяток лет, Николай Егорович понял, что случайностей не бывает. Не раз он был на волосок от смерти, и только лишь одним везением дело здесь не обошлось.Их, ребят 1926 года рождения, звали «последышами»: те, кто были постарше, уже давно были там, на передовой, а многие и на том свете. Николай попал в учебную роту истребителей танков. После полугода обучения его направили на 3-й Белорусский фронт, автоматчиком танкового десанта. В один из боев танк Николая попал в засаду. Все вокруг было черно от взрывов, земля дрожала и стонала, миг – и парень потерял сознание. «Вот так и погибают на войне», - была его последняя мысль. Первым, что почувствовал, когда очнулся, была нестерпимая боль. Значит, не убит, значит, ранен. Приподнял голову и увидел, что ватные штаны насквозь пропитаны кровью. Лежал, и не мог пошевелиться, но ликовал: жив! Вскоре подоспели свои, оттащили к походному лазарету, но облегчения не наступило: кроме перевязки никакой помощи там не оказали. Машина за ранеными пришла только на следующий день: трое суток по бездорожью на Студебекере до госпиталя он преодолел, корчась от боли. К этому времени нога полностью почернела и начала гнить. Парень метался в жару, и боли уже не чувствовал. Гангрена могла стоить ему жизни, но, к счастью, все обошлось. Хирург вырезал из ноги три огромных куска мяса. Раны долго не затягивались, но постепенно Коля пошел на поправку. Врачи называли его везунчиком, а он, по молодости лет, тогда не понимал, что такой случай, как у него, один из ста: мало кому после такого ранения удавалось избежать тяжелых последствий.   После полугода скитаний по госпиталям, Цокова направили под Кенигсберг в Первую Московскую гвардейскую дивизию. Он считался уже обстрелянным бойцом, поэтому определили его в разведроту. Теперь, когда он знал, что такое война, во второй раз ехать на фронт было страшно. Умом понимал, что в любой момент его могут убить, а душа и сердце 18-летнего мальчишки кричали: хочу жить!Но смерть не дремала, ежесекундно ходила рядом. Однажды они, с верным товарищем Рафиком, сидели в засаде на болоте. Не ели пять дней, а потому разговор постоянно сводился к кулинарии. Рафик с увлечением рассказывал, как правильно делать плов, эмоционально размахивая руками и постоянно наклоняясь к Николаю. Когда он в очередной раз наклонился к другу, то вдруг уткнулся лицом в грудь и замолчал на полуслове. Коля с ужасом увидел, как у Рафика изо рта потекла тоненькая струйка крови, и понял, что того сразила шальная пуля. Получается, что, наклонившись к другу, Рафик непроизвольно закрыл его собой.Николай выкопал саперной лопатой яму, сделал настил из веток, соорудил подушку из листвы. На могиле поставил крест с вырезанным перочинным ножиком именем и фамилией. Третий раз смерть чуть не застала его в Кенигсберге. Перед штурмом города он получил задание разведать маршрут для прохождения артиллерии и пехоты. В дом, возле которого пробирался разведчик, попал снаряд, и Николая завалило кирпичом и бетоном. Сколько он пролежал под завалами без сознания, сказать трудно. Очнулся, когда его, уже раздетого, в одной нательной рубахе, свалили в грузовик вместе с другими трупами. Шинели и сапоги с бойцов снимали - они еще пригодятся живым. Коля попытался закричать, но не мог. Каким-то чудом его хрип услышали солдаты похоронной команды, откопали из-под трупов и поразились: синюшный, помятый, но без серьезных ранений, живой. Отправили сразу в госпиталь, где заживо погребенный пришел в себя лишь на вторые сутки. «В рубашке родился!», - опять шутили врачи.В свою разведроту Николай вернулся только в апреле 1945 года. Там его уже списали как без вести пропавшего. Однополчане долго хлопали его по плечу, смеялись, не могли поверить своим глазам: «Ну, Колька, ну дает, саму смерть обманул! Ну, теперь, значит, долго жить будешь!». Так оно и вышло. Известие о победе застало Николая в Кенигсберге. Помнит, как все ликовали, кричали и плакали от счастья, обнимали друг друга и строили планы. Тогда-то он впервые и попробовал фронтовые сто грамм. Да не сто, а все двести – выпил на радостях целый стакан. И заснул, до утра. Раньше ведь не пил ни капли: разведчику нужна трезвая голова и холодный разум. С фронта Николай привез орден Отечественной войны I степени, медаль за взятие Кенигсберга, целых три медали «За боевые заслуги». После войны окончил Всесоюзный заочный машиностроительный институт, работал токарем-расточником, начальником цеха, начальником ОТК орловского завода «Дормаш», долгое время был председателем совета ветеранов Заводского района города Орла. Участник трех послевоенных парадов Победы Цоков написал о своей непростой жизни книгу «Моя война». И навсегда вписал свое имя в непростую историю победы.