«Он ушел, не сказав «Прости»

Людмила ради любви пожертвовала своими принципами, пока не поняла, что настоящее женское счастье в другом… От редакции: в «ОМ» пришло письмо от Людмилы Захаровой из Орла. В нем женщина рассказывает о своей истории любви, которой мы делимся с читателями. Я родилась в интеллигентной семье. Отец мой врач, а мама учительница математики в школе. Я тоже всегда старалась быть примерной дочерью. Получила два высших образования – диплом юриста и лингвиста. Удача сопутствовала мне во всем, кроме любви. Я не хотела притворяться, обманывать, лицемерить и отказывалась даже от элементарного кокетства, считая его недостойным манипулированием. Правда, мини-юбки иногда надевала, но отворачивалась от назойливых взглядов с презрением и даже негодованием. А уж если кто-то ко мне подходил знакомиться (признаюсь, довольно редко), то подвергала смельчака столь критичному анализу, что его вряд ли выдержал бы и самый распрекрасный принц. Так что отшивала я такого «непринца» в один момент. Действительно, зачем же лгать и соглашаться на то, что мне сейчас не нужно и не нравится? Уж если любовь, то только безумная и с первого взгляда - и, разумеется, с каким-нибудь героем. А полунехотя встречаться с каким-то непонятным типом, обманывать его видимостью надежды или обманываться самой - это недостойно и глупо.     Так и прожила лет — страшно сказать — до двадцати восьми. Подруги влюблялись, выходили замуж, разочаровывались, снова влюблялись, а я по-прежнему ходила этакой снежной королевой и высокомерно отвергала подворачивающиеся возможности хоть как-то изменить свою жизнь.- Послушай, — периодически начинали приставать ко мне мои подруги, — не может же быть, чтобы тобой никто не заинтересовался! Ты мало того что очень симпатичная, так и на всякие латиноамериканские пляски активно ходишь. Неужели даже там себе никого не присмотрела?- Не присмотрела, — обычно лаконично отвечала я. Но подчас, уступая настырным расспросам, признавалась: — Знакомлюсь, конечно, иногда, только все это пустая трата времени, мне никто из них не нравится. А кто нравится, тем девицы сами на шею вешаются, у них и без меня отбоя нет. Подруги в ответ лишь скептически хмыкали. А я продолжала мечтать о герое своего романа в байроническом образе, ходить на танцы и гордо отвергать скромные попытки подвернувшегося партнера (как всегда, отстоющего от идеала на версту).     Так я и фыркала, пока в один далеко не прекрасный момент не решила пойти на курсы по вождению. Не то чтобы у меня были деньги на машину, но практически все мои знакомые уже давным-давно получили права. Вот и я решила, что мне они тоже не помешают.      Но на курсах меня поджидала опасная ловушка, в которую я попалась, как заяц в силок. Вопреки всем своим принципам я влюбилась — и влюбилась безумно. И стыдно сказать в кого — в своего инструктора, не отличавшегося ни особой красотой, ни даже образованием. Но он был чертовски обаятельным. И чтобы я, девушка из хорошей семьи, с утонченными манерами и рафинированными вкусами, могла зачарованно внимать скупым и подчас грубым указаниям какого-то мужлана — такого и представить себе не могла даже в самом страшном сне. А тут меня словно подменили. Я таяла, млела и выдумывала все новые предлоги, чтобы наши занятия длились как можно дольше. Понятно, не воспользоваться такой возможностью было бы грех, так что Дмитрий с удовольствием закрутил со мной роман. Сначала он, конечно, немного тушевался, потому что осознавал разницу между нами, но затем очень быстро почувствовал себя хозяином положения. И пользовался им, как говорится, на всю катушку. Иногда даже складывалось впечатление, что это не он за мной ухаживает, а я за ним. Впрочем, так оно и было. Ведь именно я звонила ему, чуть ли не вымаливая очередное свидание, это я шла на уступки, если ему что-то было не по вкусу. Главное, чтобы ему было хорошо, а я и так перебьюсь. Ему это, разумеется, страшно льстило. Только его довольный, как у своровавшего большую сосиску кота, вид свидетельствовал отнюдь не о влюбленности, а лишь об удовлетворенном эгоизме, который требовал все больше и больше. И если поначалу он гордился, что заполучил меня, то с течением времени ему этого стало мало. Теперь он хотел полностью подчинить меня своей воле, перекроив по собственному вкусу. Ведь я и одевалась недостаточно хорошо для него, и красилась не так, и книжек слишком много читала. У него же были свои представления о женской красоте. Ему было нужно, чтобы я выглядела иначе: с длинными ядовито-красными ногтями, черными стрелками на веках, ультракороткими юбками и длинными шпильками. И чтобы слегка поглупела, конечно. «Наверное, ты слишком умная, — нередко слышала я от него, когда позволяла себе усомниться в каких-то его утверждениях. — Ты просто жизни настоящей не знаешь, тепличный цветок из оранжереи...» Возражать, что не считаю полукриминальные разборки, тупые пьянки в гараже и бессмысленный просмотр телевизора перед сном настоящей жизнью, у меня не хватало мужества.     Друзья из моего круга, которым я пару раз с гордостью демонстрировала Дмитрия, были к нам вроде бы довольно снисходительны, и даже скорее ко мне, потому что радовались хотя бы какому-то мужчине в моей жизни, а к нему - потому что я его выбрала. Но нет-нет, да проговаривались: - Разные вы очень, - вскользь замечал один. - Видно, как ты к нему льнешь ,- роняла другая. - Главное, чтобы ты была счастлива! - заявляла третья. - Используй его на всю катушку, - призывал четвертый.     Признаваться, что если кто-то кого-то и использует, то это явно не я. Причем я беспрестанно, почти с упоением, себе врала, что в любой момент могу его бросить, что на самом деле он меня любит, только не умеет показать этого; что на подарки для меня, даже на день рождения, у него просто не хватает денег; что слишком высокого он обо мне мнения, чтобы брать меня к своим друзьям, и так далее — до бесконечности. Я даже внушила себе, что его молчание о своих чувствах ко мне является признаком благородства и высоких моральных критериев, а не равнодушия. Однажды я, правда, набралась смелости - после того как, пытаясь договориться с ним о поездке на дачу к моим друзьям, на которую он уже заранее дал согласие, услышала в телефонную трубку: «Я не знаю, что у меня будет завтра, позже решим». У меня на тот момент уже начали сдавать нервы, бесконечный самообман и упорное стремление не видеть очевидное стали оказывать свое разрушительное действие. Да и не это я ожидала услышать почти через год наших отношений. Так что с воспаленной головой бросила все и поехала к нему домой. На его пороге мы еще долго выясняли отношения. Я пыталась давить на жалость, рассердить его, вызвать улыбку — безуспешно. Дима упорно не желал говорить ничего определенного, а я признавать, что это тупик. В конце концов, мы даже договорились, что «у нас все будет по-прежнему», что я «перестану капризничать» и «снова стану милой девочкой». А я, возвращаясь к себе, снова совершила великолепный логический кульбит и убедила себя в своей победе. «Вот видишь, он тебя все-таки любит, просто признаться боится», — говорила я себе, почти не замечая, как по лицу текут слезы.     Еще несколько месяцев после этого мы продолжали встречаться. Тот разговор сделал меня, если так можно выразиться, еще более бескомпромиссной в своих компромиссах. Я уже не боялась признаваться ему в своей любви, но зато панически боялась прекратить беспрерывное вранье себе. Подруги, видя, как я день ото дня худею и становлюсь все более нервной, спрашивали: - У вас с Димой все в порядке? С тобой что-то не то творится. Я же гордо — и лживо — отвечала:  — Разумеется, у нас все замечательно. — И добавляла: — Меня все в Диме устраивает. Но если увижу, что он меня больше не любит, тут же брошу его, не сомневайтесь.     На самом же деле все было ровно наоборот: не устраивала Диму я. А когда ему надоели мои ставшие периодическими истерики с приступами истеричной же нежности, то он просто пропал. Ушел, не сказав ни «прости», ни даже «ты мне больше не нужна», а просто выключил меня из своей жизни, как обычно выключал наскучившую ему передачу по телевизору. Я прорыдала несколько недель сряду, не желая смиряться. Пару раз пыталась дозвониться до Димы, но он либо не отвечал, либо бросал трубку. Я даже порывалась поехать к нему, но что-то меня в последний момент удерживало - остатки самоуважения, наверное, или, скорее, впервые пришедшее ко мне понимание бессмысленности этой попытки. Так, как было, я больше не хотела, а то, что иначе не будет — если вообще будет — я постепенно начала осознавать. Горько мне, конечно, было, но все, же я наконец-то отважилась раскрыть глаза. Наконец-то до меня дошло, как глупо я себя вела: и по отношению к Диме, беззаветно доверяя ему все свои эмоции и страхи, и, конечно, к себе, выдавая желаемое за действительное. Привела к краху меня моя собственная бескомпромиссность, в том числе и во лжи себе, а вина Димы здесь только в том, что он воспользовался, случаем, который я сама же ему предоставила. После того, как мы расстались с Димой прошло еще два года, прежде чем я начала новые отношения. Павла я встретила в детском магазине, когда выбирала подарок пятилетнему сыну своей подруге. Конечно, он отнюдь не принц, а обыкновенный надежный мужчина, который откровенен ровно настолько, насколько надо, но зато и любит меня такой, какая я есть. И я с ним счастлива. Спустя еще год Дима вернулся в мою жизнь. И теперь по иронии судьбы уже он бегал за мной, вот только мне это было не нужно… Людмила ЗАХАРОВА, Орел