«И вот начинается пытка…»

Выбора у Михаила большого не было, да и ни к чему особенному он не стремился: согласился. Вскоре стало ясно, что рвения особого у парня не наблюдается. Он откровенно «сачковал»: опаздывал, уходил с работы раньше времени, никого не предупредив. Людям это не нравилось. Поскольку пригласил Мишу в бригаду именно Николай, с него остальные мужики из бригады и стали спрашивать.

Так продолжалось несколько недель. Всё это время Николай пытался повлиять на Михаила. И на его родителей.

Дома стояли неподалёку. В тот злосчастный вечер Николай пришёл в дом Михаила всё для того же: повлиять. Разговаривал с отцом парня. Потом, в свою очередь, тот имел беседу и с сыном: отругал – порядком.

Как на это отреагировал Михаил, сказать трудно. Он всегда был таким: хвалили – никак не отвечал, ругали – то же самое. Вот и в тот вечер, после «накачки», парень просто отправился на улицу, за баню, туда, где у него был турник, и принялся неистово подтягиваться.

* * *

Как только вернулся домой, Николай сразу же лёг спать. А на другое утро проснулся ни свет ни заря: шести ещё не было. Жена, Марина, прислушалась: всё ходит и холит по кухне. Не выдержала – встала.

– Что с тобой? – спросила.

– Муторно мне что-то, – ответил муж. – Предчувствие какое-то дурное…

– Из-за Мишки?

– Из-за всего, – неопределённо ответил Николай и добавил: - Лучше я к родителям пойду.

Потом быстро оделся и хлопнул дверью.

В то утро не спал и Михаил. Когда его мать уходила на ферму, сын был на ногах. И, казалось, он сам не свой: лицо перекошено, нехорошая улыбка на нём. Мать не успела ни о чём поговорить с сыном – торопилась, спросила лишь: что происходит? Тот лишь пожал плечами.

А спустя несколько минут Михаил уже стучался в дом Николая. Жена Марина не особенно удивилась столь раннему визиту: мало ли что нужно решить мужчинам. Но Николая дома уже не было, об этом она и сказала Михаилу. Он казался спокойным, обычным. И Марина даже не придала значения тому, что под одеждой парня что-то неестественно топорщится – за поясом.

Михаил ушёл. Туда, куда отправила Марина: к родителям Николая. Но не успела она даже задремать, как вдруг раздался ещё один стук в дверь. На этот раз была целая делегация: и отец её, и мать, и младший брат.

– Где они? – кто-то спросил.

– Кто? – не поняла Марина.

– Мишка с Колькой…

Марина сказала – где. А кто-то из пришедших поведал, в чём причина беспокойства: мимо их дома, мол, только что пробежал Михаил с топором в руке. Все тут же устремились к родителям Николая.

* * *

Картина, которая предстала перед их глазами, была страшной. Увидев лежащего на полу мужа, Марина подумала, что он ещё дышит, бросилась к нему. Но если и так, то доживал он самые последние свои секунды. Из многочисленных ран хлестала кровь.

Марине стало дурно, она закричала. Да и как не закричать – это вам не фильм ужасов, это – жизнь. Точнее – смерть. Гибель близкого человека.

Единственным очевидцем всего происшедшего была мать Николая – Анна Ивановна. В то утро, рассказывала она, сын, как пришёл, сразу же забрался на печку – уснуть надеялся. А буквально через считанные секунды в дом ворвался и Михаил. Даже не поздоровался. Спросил лишь:

– Николай трезвый?

– Трезвый, – ответил сам Николай.

Потом Михаил уселся на табуретку. Совершенно обыденно. И вдруг – встал.

– Отойди-ка, баба Аня, – сказал. – А то и тебе попадёт!

Ни пожилая женщина, ни Николай ничего не понимали. Да и подумать о чём-либо времени не было. Анна Ивановна лишь отскочила от печки, когда увидела, что в руке Михаила – топор. И тут же остриё стало опускаться на голову Николая… Он смог ещё спрыгнуть с печки, сделал несколько шагов, и – всё. Умер под крики, плач, а также растерянность и недоумение матери, жены, родственников.

* * *

Михаила в это время в деревне уже не было. Целый день его разыскивала в окрестностях. Но так и не нашли. Впрочем, вряд ли молодой человек мог уйти далеко – без денег, без паспорта. На всякий случай, оперативники устроили засаду в доме его родителей. Именно там Михаил и был арестован, когда вернулся спустя лишь сутки после убийства.

Понять истинный мотив его поступка было трудно. На следствии он сказал:

– Месяца полтора назад я пришёл к Николаю. Мы поссорились, и он плюнул мне в лицо. Я обозлился на это и решил его убить…

Вот и всё, что было у следователя касательно мотива убийства. «Плюнул в лицо…». Не дико ли? Конечно, дико. Прокручивались и другие события. Может быть, виной всему вечер накануне, когда Николай пришёл к отцу Михаила, чтобы тот повлиял на него в плане работы? Но это – столь же дикий для убийства мотив, как и плевок в лицо.

Всё шло к психиатрической экспертизе.

А тут выяснились и ещё кое-какие подробности. Странности, оказалось, наблюдались за Михаилом ещё задолго до расправы над дядей. Мать парня рассказала на следствии, что он очень сильно изменился после одного случая из его детства. Тогда Михаила лягнула в голову корова, и он потерял сознание. А потом около двух недель не ходил в школу, да ещё и тяжелейший грипп перенёс. Когда поправился, мать обратила внимание на то, что у Миши появились отклонения в поведении. Нередко, проснувшись утром, он начинал заговариваться. В это же время у мальчика, ранее учившегося на «хорошо» и «отлично», резко снизилась успеваемость. Он становился всё более замкнутым и неразговорчивым.

Таким и остался на всю жизнь. Он был очень нелюдим и жил отстранённо от прочих людей. Многие, например, знали о том, что неподалёку от деревни Михаил соорудил шалаш, где хранил гири, гантели и учебники по «боевым искусствам». Там и тренировал своё тело.

А брат Марины, Алексей, рассказывал вот ещё что. Недели за две до убийства Михаил прибежал к нему домой.

– Дай мне нож, – сказал. – Мне с Колькой надо рассчитаться!

Пока Алексей вставал, Михаил схватил на кухне нож и, выбежав из дома, спрятался за собачьей будкой. А сделал это потому, что заметил приближающегося Николая. Тот увидел Алексея, подошёл:

– Опять Мишка чудит? – спросил.

Алексей кивнул:

– Да, – и жестами показал, что Михаил как раз сейчас прячется за конурой.

Николай усмехнулся и крикнул в её сторону:

– Сиди, сиди, сейчас батька твой придёт…

И ушёл. А батьку помянул не просто так: знал, что Михаил его не только уважает, но и побаивается.

Алексей вспоминал ещё, что, как только Николай ушёл, Михаил «со всей дури» ударил ножом по конуре: так, что покорёжил её.

А потом крикнул вдогонку Николаю:

– Я тебя прирежу!

Но этого он уже не услышал – далеко ушёл.

* * *

Первая психиатрическая экспертиза Михаила была проведена в Новгороде. Но произошёл тот достаточно редкий в судебной практике случай, когда врачи не смогли дать однозначного суждения о психическом состоянии испытуемого и его вменяемости.

Потом был институт им. Сербского в Москве. Стали выясняться очень любопытные моменты, проливающие свет на всё предшествующее убийству поведение Михаила и мотивацию его поступков. Эксперты пришли к выводу, что болезнь началась ещё в школе. Хотя внешне могло показаться, что просто характер такой: замкнутый, неразговорчивый, скрытный.

В те годы, как рассказывал во время обследования Михаил, единственное, что отвлекало от мрачных мыслей, – спорт. Но ни футбол, ни волейбол, ни что другое, что предполагает команду, его не интересовало. Он занимался восточными единоборствами. А почему? Потому что, во-первых, действительно отвлекало. А во-вторых…

– Ведь надо же быть настороже! – без тени улыбки говорил пациент врачам. – Надо же быть готовым… Посмотрите же вокруг: отовсюду косые взгляды.

Но до поры до времени болезнь всё-таки дремала. А провоцирующим фактором, увы, послужила именно фигура дяди.

Когда Михаил только поступил в стационар, он выделялся даже на фоне других «испытуемых». Казалось, что он вообще недоступен продуктивному контакту: подавлен, напряжён, постоянно озирался по сторонам, целыми днями лежал в постели или же принимался за физзарядку: всё ту же – с элементами каратэ… Но постепенно начал оттаивать. Не через день, не через два, но всё же доктора услышали его связную речь, в отличие от прежних «да» и «нет» или гробового молчания.

Однажды он сказал:

– Когда я жил дома, если до 12 ночи не усну, то начинается пытка… Ко мне приходили «гости».

Когда это случилось в первый раз, Михаил так и не смог вспомнить. Но точно – ещё до того конфликта, когда дядя плюнул ему в лицо.

Вначале «гостей» он не видел, только слышал их. По словам испытуемого, это были мужчина и девушка, которые нашептывали:

«Да этого Кольку убить просто надо…».

«Он натравливает на тебя, Миша, всю деревню…».

«Он сам хочет твоей смерти…».

Иногда «голоса» просто требовали: «Убей его! Обязательно!». Иногда играли на самолюбии: «Если не зарубишь – ты трус». Какое-то время Михаил, ещё остававшийся в отсеке реальности, пытался бороться с этими «гостями», избавиться от них, отвлечься. Уходил во двор, к своему турнику, или в шалаш. Принимался за излюбленное – упражнения из восточных единоборств. Но – без толку. «Гости» доставали его и там, шептали: «Ну, видишь! Ты же сильный… Что тебе стоит… Один удар топором…»,

А потом Михаил их увидел. Это, действительно, были мужчина и девушка: нечёткие силуэты, которые всегда переговаривались между собой, а потом возвращались обратно – в голову Михаила.

* * *

К тому дню, когда произошло убийство, те двое полностью завладели сознанием парня. Они уже не довольствовались тихими нашептываниями, бывало, что Михаил, спавший обычно на животе, среди ночи вдруг чувствовал, что на спину ему карабкается нечто. Или некто? Парню казалось, что тот сдавливает бока и твердит: «В Николае всё твоё зло!».

Это и вправду была пытка. С течением времени Михаил перестал быть себе хозяином.

Ничего этого Николай, естественно, не мог знать. Ни о чём таком Михаил не говорил никому – даже родителям. И дядя вёл себя так, как считал нужным, как стал бы себя вести с обычным, здоровым, не слишком работящим парнем, за которого он отвечает перед товарищами. Если б Николай только мог догадаться, что происходит в душе Михаила, в его мозгу… И за день до своей смерти он держал себя так, как обычно. Придя в дом племянника, сказал его отцу: «Мне надоело, что меня в бригаде шпыняют за Мишку. Сделай что-нибудь! Ты же отец!».

Тот попытался повлиять на сына. И всё было бы в порядке, если бы не «голоса».

Во время экспертизы Михаил рассказывал, что в ту ночь, после ухода дяди, он так и не сомкнул глаз. Несколько часов вёл нескончаемый «диалог» с «гостями». Главное, чем те его напутствовали, этим:

«Сегодня утром ты должен убить Кольку. А потом – в лес. Все поймут: то, что ты сделал, – это не преступление, а освобождение».

Лишь рассвело, он пошёл искать дядю. Нашёл его. Убил. А потом, как и было велено, убежал в лес.

* * *

К моменту завершения экспертизы в Москве со дня убийства прошло уже довольно много времени. Михаил подуспокоился, и острота переживаний прошла. Что же до «гостей», то они, по словам парня, после смерти дяди появились лишь один раз: когда сам он находился в следственном изоляторе. И предупредили: «Эту еду больше в рот не бери! Она отравленная!».

После этого Михаил, действительно, стал отказываться от пищи. Просто перестал завтракать, обедать и ужинать. Заметили это далеко не сразу. А когда необъявленная голодовка стала очевидной, в первый раз пригласили психиатра. Он осмотрел парня и поставил предварительный диагноз: «реактивная депрессия». На самом деде всё было намного серьёзней.

…В настоящее время, по решению суда, Михаил направлен на принудительное лечение в одну из психиатрических клиник специализированного типа с интенсивным наблюдением.

Алексей КОРЯКОВ,
Новгородский район

(Все имена изменены из этических соображений. – Прим. ред.)