«Ну, что, проспала свою дочь?»

Истоки этой истории размыты, рассеяны во времени. И концом назвать это ещё нельзя. Все трое – живы, и, как знать, быть может, ещё встретятся.

Отсчёт же последнего времени – с того, что однажды, в феврале прошлого года, в здании районной полиции появились двое: мать и дочь. С собой они принесли заявление, написанное от имени матери – Зинаиды:

«В настоящее время я сожительствую с гражданином Сёминым В.М. Сожительствую уже шесть лет. От первого брака у меня есть дочь Людмила. В настоящее время ей 14 лет. На протяжении последнего года мой сожитель принуждал дочь вступать с ним в половую связь…».

* * *

Шесть лет назад они – 24-летний в ту пору Владимир и 30-летняя Зинаида – приехали в деревню Г. Никто не знал, кто они такие и что за их плечами. Да и никого это, собственно, не интересовало. Новые обитатели деревни жили здесь довольно уединённо, чужие здесь. Она работала дояркой, он – механизатором. Девочка училась. Неважно, плохо – если уж совсем откровенно. Но что из того? Немногие талантами наделены. Девочка была не особенно опрятна и ухожена. Но и в этом ничего особенного – деревня всё-таки. Простая русская деревня, где до цивилизации, ой, как далеко. Они не шумели, не воровали, не дебоширили. И жили сами по себе.

* * *

По деревенским меркам Владимир был странный мужик. А странность эта в первую очередь заключалась в том, что – не пьёт. Явно не в традициях. В деревне его недолюбливали. Но т внимания особого не обращали. Чудак, мол, да и хрен с ним!

А не пил он вот почему. Когда Владимиру было лет 18, он перебрал. Зимой. Ничего не помнил, что было накануне. Как, где и сколько. Очнулся под утро. В снегу. И понял, что дело плохо. Обморозился. Кое-как доковылял до медпункта. И, рассказывают, одежду вместе с кожей сдирали. С тех пор он и не пьёт. Напуганный. И детей, говорят, зачать не может.

А вот жена, что называется, «употребляла». И этим, как позднее выяснилось, мужик беспардонно пользовался.

* * *

О том, что в семье происходи что-то странное, чтобы не сказать – дикое, Зинаида узнала после того, как однажды дочь прибежала к ней на ферму. Была подавлена и взволнована. И как бы хотела что-то сказать, да не могла… В тот день она только расплакалась. Сказала примерно через месяц, после того, как…

Из свидетельских показаний Людмилы:

«Было это опять в отсутствие матери. Он усадил меня рядом с собой на кровать. Стал обнимать. Потом снял с меня всю одежду. Я его просила, чтобы он этого не делал, но…».

О том, что за многоточием, дочь рассказала матери. Нет, Зинаида его не выгнала и морду в кровь не расцарапала. Но что-то вроде скандала всё же устроила. Он никак не реагировал. Семейный конфликт пережил спокойно. Главное – его не выгнали. И… Владимиру стало даже проще. Жена знала. И – ничего серьёзного не предпринимала. А скандал – это так, для очистки совести, считал мужик. Сожительство с дочерью жены стало для него делом привычным.

На следствии мать говорила, что требовала прекратить домогательства. Кроме того, придумала одну хитрость. Каждое утро, в пять часов, на дойку она поднимала Люду и брала с собой. Так продолжалось несколько месяцев.

Но вечером девочка, которая была не чужда детских забав, случалось, бегала в кино, в клуб. А он, если жена засыпала, а падчерица ещё не вернулась, вставал, выходил на улицу и терпеливо дожидался её возвращения. Когда в темноте появлялась девичья фигурка, он млел. И совсем не ругал Люду за то, что поздно вернулась. Он заводил девочку в сарай и бросал на пол фуфайку… Люда покорно шла на «лежанку».

Из её показаний:

«Он не говорил мне, чтобы я никому не рассказывала. Я и так его боялась, потому что он бил меня, в том числе и ногами, многократно…».

Однажды Люда всё-таки убежала из дома. Нашли её на вокзале в областном центре. Во время опроса в комиссии по делам несовершеннолетних она ничего не рассказала об истинных причинах своего побега из дома.

Отчим это оценил. Около двух месяцев Люда жила как обычная девочка. Ходила в школу, помогала матери, бегала с подружками. Между ним и ней сохранялись неприязненные отношения, напряжённость. Что-то должно было случиться. Если ниточка натянута – она рвётся.

* * *

В тот день Зинаида перебрала на работе: не то премия, не то что-то ещё. Пришла домой, завалилась спать.

В гостях у Люды была школьная подружка. Девочки и Сёмин пошли смотреть телевизор. Областной телеканал показывал не что-нибудь, а полузабытую уже «Маленькую Веру». Но фильм кончился, подружка ушла.

Люда отправилась в свою комнату, разделась, легла спать. То же самое, кажется, сделал и Сёмин, удалившись в свою комнату, к жене.

А примерно в половине второго ночи девочку что-то разбудило. Она открыла глаза. И увидела перед собой лицо отчима. Он тут же юркнул в постель Люды. Девочка, как и раньше, боялась его, но стала кричать: «Мама! Мама!». Но Зинаида так и не проснулась, пьяная, а Сёмин стал зажимать рот падчерицы и шептать: «Молчи, задушу! Свяжу!». После непродолжительной борьбы девочка обессилила. Всё произошло как обычно, как до этих двух месяцев передышки. Испытав в очередной раз чувство глубокого удовлетворения, Сёмин вышел вон из комнаты. Ничего не говоря при этом.

Наутро Зинаида проснулась, как обычно, в пятом часу утра. Без будильника. Сёмин спал рядом. Безмятежно. Она разбудила дочь, повела на ферму. И только там Люда посмотрела в глаза матери: «Ну, что, проспала свою дочь?..».

Вопрос этот относился не только к прошлой ночи, Хотя сама Люда, наверное, ещё этого не сознавала, но её вопрос носил и некий глобальный характер.

Мать таки поняла, о чём речь: «Что, опять?». И спросила: «Будем заявлять в полицию?».

Дочь ответила: «Да».

А потом добавила: или, мол, полиция, или она уходит из дома навсегда. Только после этого мать сделала то, что должна была ещё год назад: написала заявление.

* * *

Для Сёмина наряд полиции и воронок стали полной неожиданностью. Такого поворота он явно не ожидал. Хотя не раз в его доме звучало: «Ты когда-нибудь за это сядешь». – «Ну и пусть, – отвечал. – Мне всё равно».

Лукавил мужик, потому что был уверен: Зинаида никогда не пойдёт на это.

На первом допросе он вообще отказался рассказывать о событиях предыдущей ночи. На втором признал, что – было. На третьем, что было, и – не раз. Но к этому времени жена уже дала слабину. Вдруг она стала жалеть Сёмина.

Позднее давала такие показания:

«У меня мягкий характер. Мне всех жалко: и дочь, и Сёмина, и себя. Я курицу в последнее время не могу убить…».

Она приходила к мужу на свидания, и, говорят, ворковали как голубки. Она всё простила. Чего не скажешь о дочери.

* * *

В суде Сёмин, уже понимавший, что получит реальный срок, просил жену, чтобы она его дождалась. Говорил:

– Когда меня задержали, я понял, что такое любовь. Я жену люблю. И прошу у неё прощения. Как и у Люды. Если не простят, я покончу с собой. Я искалечил жизнь троих людей. Я виноват. Но я искуплю! Если выйду – буду помогать, материально, как угодно. Он ведь сама… Сама интересовалась!

В общем-то, плохой актёр произнёс плохой монолог.

Недавно ему исполнилось 30 лет. Черты лица довольно не запоминающиеся. Однако явно из тех, кто, не имея вроде бы никаких особых примет, заставляет обернуться. Есть в облике что-то такое – неприятное, что неизбежно приковывает внимание. То ли эти бачки, довольно нелепые для ХХI века, то ли чрезмерная сутулость. И кажется: будь он на воле, стал бы подсматривать, следить, ждать своего часа. А уж если дождётся – держись!

Ему была проведена психолого-психиатрическая экспертиза: никаких отклонений не обнаружено. Вменяем. Отдавал отчёт в том, что совершает.

Сёмину задавали вопрос: не считает ли он своё влечение к ребёнку отклонением? Отвечал, что «в этом он ещё не разобрался». Говорил, что несмотря на то, что Люда старалась избегать близости, он «дела всё, чтобы была взаимность».

Возникал естественный вопрос: почему же не только домогался падчерицы, но и поднимал на неё руку? Ответ такой:

«Я ведь как отец её наказывал. Нагрубит, нашалит… Или не послушается. Она вот матери, например, плохо помогала…».

И прочее… Суд назначил Сёмину наказание в виде 8,5 лет лишения свободы.

Отсидит. Освободится. Вернётся?

Хочет этого. И если жену почти удалось «убаюкать», то вряд ли его примет Люда. К тому времени она уже будет вполне взрослой женщиной.

Кстати, в суде допрашивали и некоторых жителей деревни, которые могли охарактеризовать как подсудимого, так и его жену, и падчерицу.

Одна из этих женщин в разговоре со мной обронила:

– Не понимаю я Зинку. Вроде и простила этого, а огород ей копал уже другой мужик!

Именно она давала на следствии такие показания:

«Зинаида брала дочку на дойку. Хотя она начинается в 5 утра. Мы её ругали: зачем поднимаешь девочку ни свет ни заря? Пусть дома спит. Но однажды она подошла ко мне заплаканная и стала рассказывать. После этого мы поняли, что она это делает, чтобы не оставлять Люду наедине с отчимом. Я ей говорила: «Заяви!». Она отвечала: «Я его люблю».

Что же до Люды, то сегодня ей вольготно дышится, легко живётся. Ребёнок ведь ещё! Кино, танцы, мальчики… И на дойку вставать в пять утра больше не надо.

Алексей КОРЯКОВ,
Новгородский район

(По этическим соображениям все имена и фамилия изменены. – Прим. ред.)