Несколько лет назад в Боровичах покончила с собой пожилая женщина. Почему? Об этом так никто и не узнал – она не оставила после себя никакой записки. Ушла – и всё.
Вместе с ней тогда жил её внук, Александр. А остальные ближайшие родственники: дочь, зять, двое их детей – за сотни километров, в Ингушетии.
После смерти старушки туда была отправлена телеграмма. На похороны родственники приехать не смогли – накладно это по нынешним временам. Но в день похорон, рассказывала позднее дочь совершившей суицид старушки, приснился сон. К ней подходит только что усопшая мать. «Куда ты собралась?» – спрашивает. – «К тебе…». После этого мать вдруг разозлилась: «Если ко мне приедешь, Наталья будет моей…». Женщина вскочила в холодном поту. Сон? Сон… Слава Богу, сон.
Зашла в комнату уже взрослой дочери Наташи: та спала мирным сном. Всё в порядке. Сон – он и есть сон.
А ещё, рассказывали, незадолго до смерти из уст пожилой женщины вырвалась странная, непонятная фраза: «Если я умру, то и Сашке не жить на этом свете…».
* * *
После смерти бабушки Александр остался в квартире один. Но спустя некоторое время сюда вернулись и остальные члены семьи. Навсегда. Стали жить вместе. Впятером в двухкомнатной квартире, конечно же, было тесновато.
Переехав в Боровичи, родителя отважились на непростой шаг: усыновили троих ребятишек из детдома. И получили в своё распоряжение дом в деревне. А в той квартире остались Александр и Наталья, старшие из детей.
Жить семье было тяжеловато. Выручала Наталья. Ещё там, в Ингушетии, она окончила кондитерское училище. В поисках работы пришла в один из лучших ресторанов города. И, что удивительно, отнюдь не получила от ворот поворот. Не сразу, но её взяли на работу: девушка очень понравилась директору ресторана Елена Николаевне. Работа Наталье нравилась, замечаний не было. Что ещё?
А ещё – все знали, что Наталья чуть ли не всю семью тянет. А брат Александр, всё это время числившийся среди «временно не работающих», откровенно сидит на её шее. И попивает.
* * *
Зимой на одном из кладбищ города стали происходить странные, чтобы не сказать – жуткие, вещи.
Рассказывали, например, такое. Как-то раз неподалёку от погоста увидели ребёнка. Мальчик играл. Он, неразумный, перекатывал палкой какой-то предмет, ковырялся в нём… Когда взрослые подошли поближе и присмотрелись, чем же всё-таки занимается ребёнок, тут же отпрянули. В ужасе. Ребёнок перекатывал человеческую голову. Точнее, то, что от неё осталось. Вся кожа уже была обглодана бродячими собаками… В это же время на кладбище стали находить и другие фрагменты человеческого тела.
Что могло стоять за всем этим? Первая мысль была вполне логичной: собаки каким-то чудом умудрились разрыть могилу. Нет, оказалось, все захоронения в целости и сохранности. Что тогда? И тут заработал старый как мир информационный канал: ОБС. Что расшифровывается так: «одна бабка сказала». Вот по этому-то каналу сыщики добрались до одного близлежащего дома. Того самого, в котором покончила с собой пожилая женщина. До той самой квартиры, в которой в последнее время проживали брат Александр и сестра Наталья.
Когда полицейские вошли в квартиру, девушка, казалось, была спокойна. Но в тот же день она сделала признание: да, это останки Александра. Да, это она убила брата. Позднее показала всё: как зарубила его, как расчленила в ванной мёртвое тело, как выносила его части на пустырь, расположенный неподалёку от кладбища.
Арестовывать девушку не стали: тут и чистосердечное признание, и сугубо положительные характеристики, и молодой возраст, и, как это принято говорить на русском юридическом, «аморальное поведение потерпевшего, послужившее причиной совершения преступления». Кроме того, было похоже и на то, что девушка находилась в состоянии аффекта. И было от чего. Но об этом – позднее.
* * *
Наталья всегда производила впечатление человека очень непростого. С одной стороны, у неё были подруги, и немало. С другой, казалось, что по-настоящему она никого в свой мир не пускала. Её знали. И совсем-совсем не знали.
После того как Наталью отпустили на подписку о невыезде, она сразу же пошла на работу. Что произошло в её жизни, известно там ещё не было. Она постучала в кабинет директора:
– Елена Николаевна, вы только не расстраивайтесь. Меня обвиняют в убийстве брата.
– Наташа, быть того не может! – директор искренне не поверила в сказанные девушкой слова.
Но Наталья лишь кивнула головой: «Да-да, это правда…».
А потом приступила к работе. И ничего особенно странного в это время за ней никто не замечал.
…А спустя десять дней коллеги пережили ещё один шок. Наталью обнаружили мёртвой в своей квартире.
В тот день дверь открыл отец. Сначала долго звонил. Ответа не было, поэтому достал свой ключ. В квартире было не прибрано, разобранный пылесос, выстиранная одежда, две чашки на кухне, в одной небрежно затушен окурок… Потом мужчина обратил внимание на то, что в ванной горит свет. Зашёл туда. И увидел свою дочь – мёртвую.
Она наложила на себя руки. В той же самой квартире, где несколько лет назад уже было совершено другое самоубийство.
* * *
Бабушка не оставила после себя даже записки. Когда обнаружили труп Натальи, нашли и её дневник… Всех, кто её знал, удивило, что после того, как было раскрыто убийство Александра, сама Наталья практически не изменилась. Казалось, что у неё удивительное самообладание… Так всё выглядело снаружи. И только дневник знал, что творится у неё в душе.
Некоторые выдержки:
«Есть люди, которые вроде бы меня поняли. Но как они могут осознать, что значит растоптанное самолюбие. Я не могу проанализировать своё преступление полностью. Я заблудилась в собственной голове. Пусть мне делают больно, но не трогают моё «я». Это, наверное, слишком трудно понять, но я проклята. Кем-то… Когда-то…
Тот чёрный день –
Большой мой грех,
А я чудовище для всех.
Ничто меня уж не спасёт,
Трясина глубже засосёт.
Пропала я. И – навсегда.
Не жду прощенья – всё беда».
Спустя один день:
«Я уже не личность. Я вещь, которую продали. Меня уничтожили. Морально… А физически жить я буду – ради тех, кому я нужна: мамы, Инны. Если б у меня не было родных, я бы уже не жила. Нужны силы… Но резерв исчерпан, внутри пусто. Это вроде бы называется «депрессия». Хочу громко кричать, но легче не станет. От меня осталась обложка, не нужная мне самой, – без содержания. Я становлюсь животным, которое ест и спит, и делает всё по инерции».
Спустя ещё один день:
«На улице весело, смеются девчонки, только что ушла Инна, моя хорошая… Что мне делать, я не знаю. Всё меньше хочется жить, но зачем я всё же позволила это? Быстрее бы всё закончилось. Но я знаю, что это только начало. Прошлое не исправить, будущее – не угадать. Предают люди, которых я считала своими. Я их понимаю, а прощать не умею. Не могу привыкнуть к тому, что я убийца. Память ставит блоки, щадит меня, а я знаю, что всё не так, далеко не так, как в моей голове. Всё это очень серьёзно и страшно… Помоги мне!».
И последняя запись в дневнике, выведенная всё тем же аккуратным красивым почерком – без орфографических ошибок:
«Наконец-то я решилась. Мне на всё наплевать. Я не жду ничего. И не хочу жить ради того, чтобы на меня показывали пальцем. Все свои тайны я унесу с собой. Я поняла сегодня, что мне ничего не доказать, ну и не надо. Никому ничего не будет…».
Только благодаря найденному дневнику люди узнали, что Наташа писала стихи. Фрагмент из одного из них:
Всё в мире ветхо,
Уж давно пропала свежесть чувств.
В глаза любимому взгляни –
Там не любовь, а грусть.
Через века за ним бежала,
Но не успеть никак,
То рано, то вдруг поздно,
Выходит, жизнь – пустяк.
…Это было написано ещё задолго до развязки.
* * *
В последних дневниковых записях Наташа вспоминала двух людей, которых она любила и с которыми хоть сколько-то могла позволить себе быть откровенной: маму и Инну. Мама – понятно. А Инна – ближайшая подруга.
Я встретился с ней в её квартире. Милая, приятная девушка. Да, Наташа была для неё родной. Так что же произошло? Инна, пожалуй, тот человек, для кого смерть Александра стала наименьшим потрясением.
Она знает, что происходило в этой квартире незадолго до его гибели. Тогда Инна пришла к Наталье вдруг, не договариваясь заранее о встрече. И увидела, что подруга – белее мела. А на столе – капли от сердца. «Что случилось?» – «С братом поссорилась». – «Крупно?». – «Да». И тут появился он. Пьяный. С сигаретой… Таких оскорблений Инна в жизни не слышала. К счастью, как раз в это время раздался звонок в дверь. На пороге – участковый и психиатр. Брат быстро урезонился… А психиатр спрашивает: «Какой сегодня день?». Александр отвечает – правильно. «Белая горячка» вроде бы отсутствует. И в психбольницу забирать повода нет. Участковый ещё спросил у Натальи, будет ли она писать заявление. Девушка помотала головой: нет, не будет, помирились уже – простила.
Визитёры ушли. Спустя минуту-другую за ними последовал и Александр.
А через некоторое время явилась его подруга по совместным пьянкам, чья квартира в этом же доме, только в другом подъезде. Начала свои разборки. Почему, мол, Сашку из собственного дома выгоняют? «Да не выгоняет его никто, – ответила Наталья. – Пусть только сам не звереет!». Потом ушла и Инна. А спустя несколько дней на лице подруги разглядела тщательно замазанный косметикой синяк. Он? Он.
…Когда Наталью выпустили под подписку о невыезде, Инна сразу же пошла к ней. Подруга ей многое рассказала. В частности, об одном случае, когда брат её «продал». Однажды, по словам Натальи, тот пришёл в квартиру в обществе людей, совсем ей незнакомых: мужчин и женщин. Началось что-то вроде оргии. А в качестве её кульминации – «огромный», как показалось Наталье, вонючий бородатый мужлан – один из друзей брата. «Я думала, что сильная, – добавила девушка. – А он оказался сильнее…».
А о втором случае Инне рассказала мать Наташи.
В последний раз она видела сына за два дня до его смерти. Вместе с мужем она приехала в злополучную квартиру днём. И тоже застала развесёлую компанию. Сообразив, что их пребывание в помещении сейчас нежелательно, гости быстренько ретировались. А родители стали допытываться, где Наташа. «А-а-а, спит», – не очень уверенно ответил Александр.
Мать с отцом прошли в комнату дочери. Нет, Наташа не спала. Она плакала. Выдохнула лишь: «Я больше не могу, он с ума меня сведёт!». В это время вошёл и Александр. «Убери её, мать, иначе я её убью!». Был страшен, глаза – из орбит. «За что убьёшь-то?», – спросила женщина. «Видеть её не могу…».
Наташа собралась, поехала к родителям. И плакала всю дорогу. А когда добрались до дома, начала вспоминать, горько, взахлёб. О том, как накануне брат её «продал» другану. И даже сумму называла – за сколько.
Простить всё это Наталья не смогла:
«Не могу я прощать,
Не дано мне такого…», – строчка из одного из её стихотворений.
* * *
Она умерла. И действительно унесла с собой все свои тайны. Сама приговорила себя к смерти. Девушка, которой многое было дано. Наталья слыла сложным человеком. Но никто не припомнит такого, чтобы она проявляла жестокость.
Очень любила животных, котов тех же. Рассказывают, когда могила была уже засыпана землёй, когда венки были положены, откуда ни возьмись появился огромный котяра. Забрался в самую середину. Его хотели прогнать, а он – ни в какую. Потом кто-то сказал: «Пусть остаётся… Может, знак?».
А на девятый день, рассказывала мать Инне, она увидела Наташу во сне. «Мама, знаешь, как мне теперь спокойно», – сказала дочь.
Я твоя жизнь,
Я твоя смерть.
И в глаза ты мои
Уж не можешь смотреть.
Я и любовь, и твой грех,
И добро.
Но не сможешь ты жить
Без меня всё равно…
…Один из последних своих дневниковых дней Наташа заканчивала так: «Это, пожалуй, всё». И – не судите…
Алексей КОРЯКОВ,
Боровичи
(Все имена изменены из этических соображений. – Прим. ред.)