Хорошо быть ежиком в Германии
смотрю – у дороги ежик лежит. Не клубочком свернувшись, а на спинке, лапками кверху. И мордочка вся в крови: машиной, видно, сбило. Тут, на окраине, кто только не попадает под колеса! Лисы, змеи… иногда даже косули выскакивают из леса.
Мне до того жалко его стало, подобрала и принесла домой. Звоню мужу, спрашиваю – что делать, как помочь бедолаге? Он говорит: в больницу его надо, там помимо обычных врачей ветеринары есть. Хорошо, иду в больницу.
Захожу в кабинет ветеринарного отделения. Навстречу – мужик перекачанный: под два метра ростом, из его белого халата палатку сшить можно. «Вас ист лось?» — спрашивает меня вежливо. «Да уж, – думаю, – ты точно лось». И тут понимаю, что начисто забыла, как по-немецки «еж». Сую ему колючий комок, завернутый в газету: мол, «такое шайсе приключилось, кранкен животинка, спасай давай, Айболит. Назвался лосем – люби ежиков…»
Так мужик этот и впрямь Айболитом оказался: увидел страдальца – и лицо расквасилось, вот-вот заплачет – само сострадание! Нежно подхватил своими ручищами, ватными шариками протер, чуть ли не облизал и понес в операционную. «Подождите, – говорит, – здесь».
Уходить вроде неловко, жду. Часа через полтора лось выходит. Лицо скорбное, как будто у меня тут родственник при смерти. И говорит торжественно: мол, «какая удача, что вы вовремя нашли это несчастное существо! Рана оказалась тяжелая: жить будет, но, к сожалению, останется инвалидом… Сейчас, либе фройляйн, его не то что забирать – даже навещать нельзя: отходит после наркоза.
Я от такой заботы тихо офигеваю. Айболит меж тем степенно продолжает: «пару дней пациенту (напоминаю: ежику!) придется полежать в отделении реанимации (для ежиков?!), а потом вы сможете его забрать».
У меня на лице, видимо, было большими буквами написано: «А на черта мне дома еж-инвалид?!» Потому что лось тут же добавляет: «Но, возможно, это для вас чересчур большая ответственность (ешкин кот!!!). В этом случае вы можете оформить животное в приют. Если же вы все-таки готовы принять его дома, нужно пройти некоторые бюрократические препоны».
Понимаю, что ржать нельзя: немец грустный, как на похоронах фюрера. Спрашиваю с важным видом: «Вы имеете в виду договор об опеке? А также характеристику из магистрата?» – «Нет, требуется характеристика в отношении всей вашей семьи, фройляйн».
И разъясняет: в документе должны быть сведения о том, не обвинялись ли мы или члены нашей семье в насилии над животными (изо всех сил гоню из головы лезущий туда образ мужа, бессовестно сожительствующего с ежиком!). А еще магистрат должен убедиться, соответствуют ли наши материальные и жилищные условия тем требованиям, которые предъявляются при оформлении опеки над животным (проще говоря, не слишком ли мы бедны для содержания ежа?!).
Представьте, у меня еще хватило сил сказать: «Я должна посоветоваться с близкими, прежде чем пойти на такой ответственный шаг, как усыновление ежика». Спрашиваю под конец: «Сколько я должна вам за операцию?»
Ответ меня доконал. «О, что вы, – говорит Айболит, – вы ничего нам не должны! У нас действует федеральная программа по спасению животных, пострадавших от людей. Напротив, вам положена премия в размере 100 евро за своевременное обращение к нам. Скоро вы получите денежный перевод. Мы вам очень благодарны».
Пока дошла до дома, смеяться уже не было сил. А потом что-то грустно стало: вспомнила нашу больницу. Как моя тетка лежала там после инфаркта. Как еду таскала три раза в день, белье, посуду. Как умоляла, чтоб хотя бы осмотрели…
В итоге родилась такая максима: «Лучше быть ежиком в Германии, чем больным человеком».
По материалам baby.ru