Прошел войну и остался оптимистом

ОТ РЕДАКЦИИ: на электронную почту «Меридиана» пришло письмо от Натальи ЕРМОЛАЕВОЙ, которая откликнулась на нашу акцию «Мы помним, мы гордимся!». Женщина рассказала, что ее свекр - Юрий Ермолаев был призван в Армию в 1943 году. Несколько месяцев обучался в Чебаркульской снайперской школе. Служил в 69-й мотострелковой бригаде на Украинском фронте. Участвовал в боях за Берлин. Получил ранение в апреле 1945 года. Награжден медалью "За отвагу". Вместе с тем, Наталья прислала рассказ, написанный Юрием Ермолаевым по воспоминаниям о войне. "И вот мы в Германии. Мы не заметили, как переехали ее границу. Но сразу стало видно, что это не Польша. Бетонные дороги, обсаженные с обеих сторон фруктовыми деревьями, кирпичные фольварки, огражденные металлическими оградами, ухоженные усадьбы. Первое время в населенных пунктах мы не встречали никого из жителей. Все они бежали на запад, бросив почти всё имущество и скот: они боялись наших солдат. Гебельсовская пропаганда говорила им, что русские убивают всех подряд. Помню, мы заскочили в какую-то усадьбу. Усадьба была богата. В зале за столом мы обнаружили два трупа. В кресле старуха, с простреленной головой, рядом старый мужчина с раной на виске, опущенной рукой, также в кресле. На ковре валялся пистолет «вальтер». По-видимому, старик застрелил жену, а потом застрелился сам. На стенах висели фотографии. На одной из них был старый генерал в эсэсовской форме. Это и был застрелившийся старик. Для каждого наступает рано или поздно час расплаты…Мы двинулись дальше. Стали появляться старики, женщины и дети. Все они кричали «Камрад гут, Гитлер капут». По дорогам навстречу нам брели наши люди, угнанные фашистами в Германию. Они шли толпами с тележками, нагруженными разной немецкой рухлядью. Шли и недавно освобожденные пленные в пестрой одежде. Попадались и дети, рожденные уже там. Дальше фашисты стали оказывать нам жестокое сопротивление. Мы приближались к Силезскому угольному бассейну. Немцы остановили нас на подступах к городу Глейвицу. Это был крупный железнодорожный узел. Наш батальон остановился возле железной дороги, мы залегли. У железнодорожной насыпи мы пролежали двое суток, немцы обстреливали нас из шестиствольных минометов. Мы их называли ишаками, так как их выстрелы напоминали рев ишака. Мины от них были крупного калибра и взрывались с грохотом, в воздух летели большие комья земли и осколки, которые светились огнем. Была еще зима, и было холодно, вокруг лежал снег, и мерзли ноги. По ночам мы вскакивали из окопов и прыгали, согревая ноги. Ночью 26 января поступил приказ двигаться вперед без артподготовки и без выстрелов. Это была ночная атака. Командование надеялось застать немцев врасплох и взять город без лишних потерь. Но не вышло. Только мы появились в поле на ровном месте, началась пулеметная стрельба с фронта и флангов. Мы залегли на снегу. Я лежал недалеко от командира взвода. Стали рваться снаряды. После одного взрыва рядом со мной что- то упало, я думал - очередной снаряд и закрыл глаза, но когда их открыл, увидел, что это нога в валенке. Валенки были у командира взвода, и от него остались только часть тела и эта нога в валенке. Кто-то подполз сзади и сказал, что есть приказ отойти назад за железную дорогу. Солдаты поползли назад под перекрестным огнем. Я тоже пополз. Мне мешала фляжка со спиртом. Я перевернулся на спину, глотнул несколько глотков спирта, заел снегом, а фляжку выбросил, чтоб не мешала. Полежал немного, хмель ударил мне в голову и тогда я стал на ноги, не боясь ничего, и пошел к железной дороге. Пули миновали меня. Я перешел насыпь. Там уже собрались многие, и нас отвели в какой-то сеновал. Подвезли кухню, накормили, и мы заснули, как убитые. Часа через два нас подняли и бросили снова на штурм Глейвица. На этот раз город штурмовали с двух сторон, в атаку шли за танками с криками «Ура!» Несколько раз фашисты укладывали нас огнем пулеметов на снег, но нас поднимали снова и снова и к рассвету мы ворвались в город. Немцы, не ввязываясь в уличные бои, оставили его. При втором ночном штурме погибло немало солдат и офицеров, но среди них не было больше моих знакомых и товарищей. Сутки мы провели в городе, а утром 27 января на автомашинах снова двинулись вперед на запад. И снова несколько дней в движении с ночевками или в покинутых населенных пунктах, или в лесу, прямо на снегу у костров. Где-то числа 8 февраля мы сходу форсировали реку Одер еще по льду. Севернее города Бреслау повернули в сторону Берлина. Последний бросок. Окружение Берлина. Это относительный тыл: мы находимся на территории Германии, всего в 100 км от передовой. Фронт был в стороне, наступление замедлилось, а затем остановилось. Надо было пополнять живую силу, потерянную в боях, подвозить боеприпасы и технику. Так как предстоял последний штурм, а враг был еще силен. Весь март и первую половину апреля мы стояли в лесах Юго-Восточного Берлина. Прибывало новое пополнение, поступали новые танки, и другое вооружение и техника. Как всегда проводились тактические учения. В их программу входили уличные бои в крупных городах. Имелся в виду город Берлин. Но тогда мы еще не знали, что нашей задачей будет окружение Берлина, а брать его будет 1 Белорусский фронт. И вот наступил канун Берлинской операции. В ночь на 16 апреля нас подняли по тревоге, и мы большими колоннами танков и автомашин двинулись на передовую. Уже в темноте мы разгрузились, замаскировали танки, отрыли окопы. Ночь была теплая, звездная. Стояла тишина. Я долго прислушивался к тишине и, наконец, задремал. Разбудил меня и моих товарищей страшный грохот: началась артиллерийская подготовка, такая, какой не было за всю войну. Небо над нами сплошь сияло от летящих реактивных снарядов «Катюш». «Катюши» и тяжелые гаубицы стояли недалеко, позади нас. Впереди нас вела огонь по немцам средняя и легкая артиллерия и минометы. Мы попытались выбраться из окопов и посмотреть, но стоять было нельзя: сбивало с ног воздухом и грохотом тысяч орудий и минометов. А впереди за речкой, где была немецкая оборона, стояло сплошное зарево из огня, дыма и земли. Так продолжалось более часа. Уже рассвело. На передний край врага и его тылы обрушила мощь наша авиация. Самолеты шли бреющим полетом в сторону врага. Подвезли завтрак, мы плотно поели и думали, что двинемся вперед, но нас не трогали до 12 часов дня. Пехота прорвала первую линию обороны без боя, так как немцы оставили ее, и перешли на вторую. Там шел бой, а саперы наводили переправу для танков. Когда был построен мост, по нему пошли танки и мы с автоматами. Перейдя мост, мы побежали вслед за танками. Вскоре нас посадили на автомашины, и мы поехали догонять нашу пехоту, которая прорвала уже вторую линию оборону. Перед ней лежали еще не убранные трупы наших убитых солдат. Много было убитых и фашистов. Не останавливаясь, мы двинулись вперед в прорыв, а они остались лежать на чужой земле. В первый день 16 апреля наша бригада продвинулась без боя примерно километров на 15. Ночь мы провели в сосновом лесу. И вновь с утра на танках и автомашинах вперед и вперед. Кругом горели немецкие фольварки и небольшие города. Неоднократно нас обстреливала немецкая артиллерия, были небольшие стычки с немецкими фаустниками, которые специально оставались, чтобы жечь наши танки. Но остановить такую армаду уже не могло, ни что. Враг бежал, оставляя одну позицию за другой. Перед Берлином сплошные сосновые леса. Мы находимся в 20 километрах от фашистской столицы. Уже видно огромное зарево над большим городом, его постоянно бомбят наши самолеты, а мы движемся стороной и обходим его с юго-запада. Помню, мы остановились в каком-то лесу. Лес был полон войск, танков и другой техники. У нас передышка и я с друзьями лежу, прислонившись спиной к сосне. Конец апреля, тепло, одолевает дремота. Услышав громкие разговоры недалеко от нас, мы встали и подошли. Оказалось, на носилках лежит немецкий летчик, недавно сбитый в воздушном бою. Он ранен, на ноге шина. Его окружили солдаты. Он знает русский язык и говорит: «Вот так было в 1941 году под Москвой. Я там был, а теперь вы стоите у Берлина. Вы нас там побили, а мы побьем вас здесь под Берлином». Мы засмеялись и отошли. Никто не верил уже в их силу. Мы знали, что бои идут на улицах Берлина, и большинство немцев говорили « Камрад гут, Гитлер капут, камрад гут Гитлер капут», а этот плетет о какой-то победе фашистов. Но бог с ним, мы верили в Сталина и скорую нашу победу. Мы снова устремились вперед. Наступал мой последний день войны… 26 апреля, мы на танках движемся по шоссе. Слева небольшой лесочек, и какой-то фольварк. Я сижу со своим отделением на броне тридцать четверки, рядом мой товарищ Васька Смолин. Мы крепко держимся за поручни танка, чтоб не упасть на ходу. Слева затрещал пулемет. Острая боль пронзила мою левую руку. Я упал с танка. Все друзья попрыгали с него на землю и побежали к фольварку, стреляя на ходу. Танк развернулся и пошел на пулеметную точку, стреляя из пушки. Рядом со мной оказался Димка. Пуля попала ему в шею. Нас перевязали, и меня отправили в медсанбат, а Димку увезли во фронтовой госпиталь на операцию. Больше я его никогда не видел. Надеюсь, что он остался жив. Так закончилась для меня война, а до победы было еще 12 дней. И за эти дни погибло еще много молодых ребят. Царство им небесное. Однажды ночью в городе Зарау, где я лежал в госпитале, началась сильная стрельба. Все, кто мог, соскочили с кроватей. Некоторые стали говорить, что в город прорвались вооруженные фашисты. Но вскоре в палату вошел замполит госпиталя и сказал, что конец войне – Победа! Все, кто был ходячий, кинулись к окнам. Все небо было в ракетах и трассирующих следах от пуль. Стреляли из всех видов стрелкового оружия. Несмотря на боль, раненые были в приподнятом настроении, даже тяжелораненые и те улыбались. Наконец- то свершилось, то к чему мы шли эти 4 года. Наступил рассвет 9 мая. Нам принесли праздничный завтрак, вино, шоколад. Так мы отметили Победу. Эпилог. В этом году мы отмечаем 70-летие Победы в Великой Отечественной войне. 70 лет – это большой срок в жизни человека. Но, не смотря на это, все еще помню всех моих товарищей по оружию, которые остались там, совсем молодые ребята, мальчики 17-18 лет. Первые годы после демобилизации я часто вспоминал, как мы едем колонной танков по бетонным дорогам Германии. И те жирные пятна на бетонке от раздавленных трупов и клочки шинелей серо мышиного цвета немецких солдат и серые от наших парней. Эти пятна на дорогах долго стояли у меня в глазах. Эти погибшие солдаты не имеют могил, так как от них не осталось даже праха. Сколько матерей и жен ничего не знают об их судьбе. Пропал солдат без вести навсегда." Ветеран Великой Отечественной войны Юрий Федорович** Ермолаев.