«Они были темы, кто слышал последние слова сбитых в небе летчиков»

ОТ РЕДАКЦИИ: Людмила Михайловна Александрова написала нам письмо о своей свекрови — героической женщине, которая прошла и войну, и предательство, но осталась гордой и несломленной. «Сороковые, роковые, свинцовые, пороховые. Война гуляет по России, а мы такие молодые», - это строки Д.Самойлова о том, когда перед поколением не стоял вопрос: идти или не идти воевать? Выбор за них был сделан временем: надо! Высочайшее чувство долга и ответственности за судьбу страны было естественным, само собой разумеющимся для них состоянием.В семье Акулины и Александра Тарасовых к началу войны служил в армии на Дальнем Востоке сын Михаил, который писал в мае 1941 года в письмах о скорой встрече. В последнем письме он уже писал о том, что их часть эшелонами везут к западной границе. В первые дни войны будет призван в армию старший сын Тарасовых, Сергей. Он погибнет в январе 1942 года, а в феврале пропадет без вести связист Михаил. И в этом же году в мае придет повестка их дочери Ксении, следом за ней, совсем юным уйдет на фронт и младший сын Иосиф. Не был на войне только Григорий, работавший на железной дороге машинистом углеподъемного крана и имеющий броню.Вместе с другими девушками Ксения (или как ее назовут боевые подруги — Сима, Симочка) будет направлена в Куйбышев на курсы радистов (связистов). В семье сохранилась выписка из архива Минобороны СССР, в которой перечислены части, где она проходила службу. Скупые строки официального документа: 38 отдельный батальон связи, 16 армия, 12 отдельный батальон полк связи воздушной армии 2-го Украинского фронта. Что за ними? Да, пожалуй, вся жизнь: и слезы, и ужас смертей, боевые друзья и подруги, первая любовь и глубокая вера в Бога. Почему-то поколение фронтовиков, вернувшихся с войны, не любило вспоминать о ней. Да и не до этого им тогда было. Надо было учиться заново жить мирной жизнью, создавать семьи, получать образование (ведь большинство из них не успело ничего этого до войны), искать работу. Да и подрастающие дети, не знающие войны, не очень-то интересовались прошлым своих родителей.Может, поэтому остались о них скупые воспоминания. Ну, а женщинам-фронтовичкам было еще труднее. Это позднее Окуджава напишет: «Вы наплюйте на сплетников, девочки, мы сведем с ними счеты потом».Что же осталось у нас в памяти о них и о той войне? Отдельные фразы, эпизоды, удостоверения о награждении медалью «За оборону Сталинграда» и присвоении звания ефрейтора, несколько маленьких фотографий однополчан и боевых подруг. Ксения Александровна вообще не любила говорить о войне. Но нет-нет да иногда и прорвется воспоминаниями о прошлом.Вот она рассказывает, как их после краткосрочных курсов отправляют в действующую армию. Ночь. Льет сильный дождь. Выгрузка из эшелонов на станции и марш-бросок. Шинели длинные, намокли быстро. Сапоги не по размеру, грязь — ноги еле идут по раскисшей дороге. Слезы, слава Богу, не видно — темно — и дождем смываются. На коротком привале ее пожалел старый солдат (может и не старый, но таким он ей тогда показался, и запомнила она его на всю жизнь), снял свои сапоги 41 размера и ее 43-го взял себе. А шинели и брюки мужские девчонки будут обрезать потом. Это в кино сейчас показывают, как уже в первые дни войны девушки ходят одетые в юбки и обутые в сапоги по ноге. Помню, бывало, моя свекровь, видя это на экране, удивлялась режиссерам, которым от лени или по незнанию неведомо было, как все это происходило на самом деле. Служба в 38 ОБС 16 армии — это сутки летом, осенью, весной в болотах: связь должна быть любой ценой! Я все время удивлялась, почему даже жарким летом Ксения Александровна сидела дома в валенках — у нее страшно болели и мерзли ноги. Однажды после обстрела пошла Ксения с подругой за водой к воронке. Только набрали воды, слышат: «Рус?!» Смотрят, на другом краю воронки стоит немец с автоматом и котелком. В девчонок стрелять не стал. Когда бежали обратно, все казалось, что сейчас раздастся автоматная очередь. Страшно было Симе и тогда, когда рядом рвались снаряды и санитары уносили окровавленные тела бойцов. Только что говорила с ними, и вот всё! Боялась не убитой быть, а остаться без рук, без ног или мучиться от раны в живот.Больше всего она вспоминала бои под Сталинградом. Лето, жара, дым. Их отдельный полк связи Воздушной Армии стоял в степи. Неудобств для девушек было много. Даже по нужде сходить — укрыться негде. Одна шинель держит, другая свое дело делает. В кровь стирали между ногами. Помыться, обстираться негде, да и некогда. Вылеты, посадки самолетов без передышки — связь должна быть постоянной. Это они, молоденькие девчонки-связистки, были темы, кто слышал последние слова сбитых в небе летчиков. Их мат-перемат шедших в атаку и горевших заживо. Моя свекровь не плакала, когда это вспоминала. Она это все переживала заново. Каждый последний полет жил в ней кровоточащей раной. И больное сердце, и инфаркты — это все у Симы с той великой и страшной войны.Совсем редко можно было услышать от нее о жестокости наших солдат в Румынии. Ожесточение от потерь, от ненависти к тем, кто разорил нашу землю. За мародерство расстреливали, за изнасилование выносили приговоры военные трибуналы. Ксения Александровна своими глазами видела все это. На войне бывало всякое.Она не дошла до Берлина. Ее боевой путь закончился в ноябре 1944 года. «И куда же мне деться, муж убит на войне, а убитое сердце стало биться во мне», могла бы сказать и Сима. Но не сказала. Его не убило, у него оказалась другая жена. И несла Сима это предательство и новую жизнь молча, чувствуя осуждение знакомых и незнакомых. В родной дом на улице Гоголя она вернулась в шинели с вещмешком за плечами. И на пеленки пошла ткань для портянок, на подгузники — марля и вата, что собрали ей подруги. Из гимнастерки будет сшита курточка сыну, рожденному в марте 1945 года и названному Виктором, победителем. Тот, кого она любила и ждала, будет писать ей письма и звать к себе. Но чужую семью разбивать она не стала. Гордая. Одинокая и сильная.Это судьба не только Тарасовой Ксении, это доля многих женщин сороковых, роковых годов, хотя у войны не женское лицо».