От Донецка до Кузбасса: история семьи беженцев

Татьяна вместе с детьми и мужем, спасаясь от бомбежки, вынуждена была переехать из Донецка в Сибирь. Её горячо любимый папа остался в эпицентре военных действий. От автора: о 36-летней Татьяне Фоменко и её семье я узнала от приятельницы. Она рассказала мне, что её коллега, нашла спасение от ужасов войны на родине мужа, в Сибири, но потеряла горячо любимого родителя. По которому тоскует до сих пор. Я позвонила Тане, и мы встретились, чтобы поговорить о её жизни до и после тех страшных событий. У Татьяны был свой бизнес, квартира, стабильное настоящее и, казалось, не менее стабильное будущее. Но в одночасье она лишилась всего. – Я сама из Норильска, – рассказывает Татьяна. – А муж Евгений из Новокузнецка. Получилось так, что детьми наши родители вывезли нас в Украину. Там мы и познакомились. Друзья всегда смеялись, что один из Сибири, другая с Севера, а на Украине встретились! Мне было 14, ему – 18, когда мы познакомились на осеннем балу в школе. Романтика! Северянин Женя и сибирячка Таня начали встречаться, поженились, появилась дочка, а потом и сынок. Жили в Донецке, работали, растили детей. Евгений по специальности учитель физкультуры, тренер-дзюдоист. До 2014 года работал водителем, Татьяна – массажистом. Правда, после рождения второго ребенка она решила изменить свою деятельность и с подругой организовала небольшую студию и магазин с товарами для творчества. Занимались оформлением свадеб, детских праздников, выпускных. За два года дело пошло в гору, женщины даже открыли отдел с детскими товарами. Всё у Фоменко было хорошо. С мужем вырастили двоих детей – дочь Ксению, сейчас ей 18 лет, и сына Влада девяти лет. Своя сложившаяся семья и родительский дом, любовь к которому у Татьяны была необыкновенной. – Папа был очень добрый, его любили все животные: бездомные собаки, больные коты, все тянулись к нему – делится воспоминаниями Татьяна. – А слепые котята засыпали у него в ладошках. У нас всегда дома был зоопарк! Папа был многим для меня, он всегда говорил, что я его копия. А я очень гордилась им и любила. Однако стабильное и неторопливое течение жизни в одночасье было прервано войной. Первым ее предвестником стали проблемы в торговле. Потом стали пустеть полки в магазинах, началась стрельба по окраинам Донецка. – Страх нарастал с каждым днем. Последний месяц – июнь 2014-го был как страшный сон: паника, продуктов почти нет, очереди на заправках. Мы сутками сидели в интернете, смотрели новости в Сети. Так как украинское телевидение было отключено, смотрели российские каналы. Но муж даже слушать не хотел, точнее не верил, что могут так развернуться события! И только когда был совершен удар по шахте в 5 километрах от нас, Женя подал на расчет. Днем, разделившим жизнь семьи Фоменко на до и после стало 11 июля 2014 года. Именно тогда начались прямые бомбежки города Марьинки, расположенного неподалеку от Донецка – 11 июля – этот день я помню по минутам. Я проснулась от какой-то внутренней паники. Сказала, что сегодня вывозим магазины (хотя планировали уезжать 15-16 числа), к часу дня мы все вывезли и поехали домой – паковать вещи в дорогу. Не спеша, совсем не торопясь. Пришли соседи, которые знали, что мы уезжаем, много говорили, вспоминали, как дружно жили улицей, как росли наши детки, смеялись, пили чай, строили планы о том, что мы скоро вернёмся и опять соберемся все вместе... А потом, в 22:10, буквально земля ушла из-под ног. Такого забыть нельзя – начали бить Марьинку. Это мой родной город, там раньше жили мы и на тот момент оставались родители мужа и мой папа. Отец Татьяны перестал ходить еще за 13 лет до этих событий. Тяжело переживая смерть любимой жены от инфаркта, он лишился возможности двигаться. – Самое страшное, что во время обстрела он не мог убежать, он просто лежал в своей комнате, – делится переживаниями моя собеседница. – Помню, еще в мае, когда бомбили Донецк, моя дочь Ксюша вместе с другими детьми, учащимися педколледжа, срочно спускалась в подвал, потому что с самолета бомбили центр города. Она только шепотом сказала мне в трубку: «Мама, я не могу говорить, мы в подвале, может пропасть связь!» Потом их по три-четыре человека выводили и сажали в автобусы. Когда я опять ей дозвонилась, она сказала: «Мне так страшно, я не могу говорить, здесь все плачут...» Я умоляла её не класть трубку, попросила просто положить на колени телефон, чтоб я все слышала! Так вот, во время обстрела Марьинки я пережила не меньший ужас и страх за своих близких. Но что мы могли тогда сделать? Кто-то плакал, кто-то курил и ходил из стороны в сторону, кто-то молился в голос! Но большинство людей молчали. Каждый час был настоящим испытанием: никто не знал, что может быть даже через 10–20 минут. Фоменко собрались в путь буквально за два часа – пока был перерыв в бомбежке. Во время стрельбы все выбегали на улицу, стояли там вместе с соседями, так как подвалов в домах не было. Находиться на улице под перестрелкой, казалось, безопаснее, чем в здании. В панике, когда паковали вещи, пришлось многое оставить, брали только самое необходимое – на первое время. Всех одолел страх, избавиться от которого долгое время затем было практически невозможно. – Муж уверял меня, что через месяц все вернемся, но – увы. Деньги, отложенные на черный день на карточках, снять не могли, так как не работали банкоматы. Пришлось сдать в ломбард почти все золото. Спасибо его родителям, они хорошо помогли в этой ситуации. У них, как у всех пожилых людей, было принято держать сумму на черный день. Вот, наверное, он и пришел – тот самый черный день, – с горечью говорит Татьяна. Бросили все, даже рыбок в аквариуме. А перед самым отъездом внезапно убежала и кошка. Правда, рыбок потом соседи забрали, позаботились о них, да и кошка нашлась. Но Татьяны с семьей в Донецке к тому времени уже не было. – В ту страшную ночь думали только о том, чтобы остаться в живых! Просто выжить! За одну ночь поменялись все приоритеты... Пытались дозвониться своим. Связь прерывалась, ведь они были в самом центре событий. На утро мы поехали забирать родителей и попрощаться с моими папой и сестрой. То, что мы увидели, этого не забудем никогда: разорванные и разломанные дома, дыры, везде дыры... И дикий запах гари. Что-то тлело, а что-то еще полыхало. Люди в шоковом состоянии выходили из подвалов и непонимающим взглядом озирались вокруг. Но это было только начало. В 10 утра стало еще хуже. К счастью, мы к тому времени уже уехали. В ту ночь и день погибло очень много людей! Семье Фоменко пришлось уезжать, бросив всё. С собой звали и родственников, однако уехать из Украины согласились только родители мужа. Остальные отказались наотрез: сестра Татьяны – медик, она сказала, что ее место только в Марьинке, её помощь нужна людям. О том, что будущее семьи возможно только в Новокузнецке было понятно почти сразу: ведь здесь жили родственники мужа. Возможности остаться на Украине у Фоменко попросту не было: ни один человек из родни, жившей в Киеве или Житомире, не позвали вынужденных эмигрантов к себе и попросту сделали вид, что их не знают. – Только сибиряки отозвались, деньги на дорогу выслали, с документами и регистрацией помогли, с работой. У нас, слава Богу, было что надеть и обуть. Многие вообще в одних летних вещах и с пакетом документов приехали сюда, – говорит Татьяна. Долгая дорога – и вот, Новокузнецк. Сибирь. С обу­стройством на новом месте помогли кузбасская родня – сняли беглецам квартиру и оплатили первый месяц аренды. – Супругу помог устроиться на работу его двоюродный брат. Он привел Женю на СТО к своему другу. Мой муж хорошо понимает в ремонте машин. Когда-то была у его отца своя СТО на дому, поэтому опыт был очень кстати. Мне помогла его сестра найти работу массажистом в клубе красоты и здоровья. Дети учатся: дочь в педколледже, сын сейчас в 3 классе. И все же, несмотря на кажущееся внешнее спокойствие и комфорт, одно но до сих пор тяготит Татьяну. Там, на Украине, у нее остался горячо любимый отец, вывезти его с собой на новое место жительства она не смогла. И вернуться за ним – тоже. По словам Татьяны, причина – штамп РВП (разрешение на временное проживание) в паспорте. – РВП – как красная тряпка для украинских военных, которые там на каждом углу! – восклицает моя собеседница. – А моё сердце рвалось к отцу. Папа...папа был для меня особенным! В детстве я очень часто болела, и он всегда ходил со мной на больничный. Игрушки покупал только он, точнее мы вместе за ними ходили. Он безумно любил читать, и меня с сестрой научил этой «вредной» привычке. Книги были для него как наркотик, особенно когда начались проблемы со здоровьем. Я рисую, люблю что-то мастерить, это все у меня от папы. Он сам делал инкубатор из старого кухонного ящика, коптильню, детскую педальную машину. Он мог хлам превратить в конфетку. Вот и я с детства любила покрутить отверткой вместе с ним. Когда вспоминаю об отце, всегда начинаю улыбаться. Бюрократические проволочки с получением гражданства протянули время, которое, как оказалось, было слишком дорого. Проводить в последний путь своего отца Татьяна тоже не смогла, о чем до сих пор вспоминает со слезами. – О смерти папы я узнала за два часа до похорон. Не было связи у них. Потеря родителей это невосполнимая утрата. Я поздний ребенок. Папа ждал «Дениску», а родилась я. Я так и не свыклась с мыслью, что его уже нет, ведь я его не провожала в последний путь. Головой понимаю, а сердцем – нет... Татьяна Фоменко рассказывает, что на Украине еще остались родственники, но они категорически против переезда. По её словам, разговоры о бегстве старшее поколение сразу пресекало. Татьяне останется только переживать за стариков, молиться... На новом месте Фоменко прожили уже два года. Здесь новые друзья, работа. Неожиданной для Татьяны и Евгения стала отзывчивость новокузнечан. Так, директора компаний, где работают супруги, узнав, что в городе проживает много беженцев, помогали с устройством на работу, привозили продукты, одежду и обувь. – Огромное спасибо Макимовым, Арышевым, Николаевым, Марии Веде и её девочкам, Вожик Светлане Викторовне, Роману и многим другим, которые помогли нам и таким как мы,– перечисляет Татьяна имена неравнодушных к чужим бедам людей. Казалось бы, наконец, семья Фоменко находится вдали от мест, где стреляют и где разрушены дома и коммуникации. Здесь нет проблем с продуктами питания, с одеждой. И все же, в разговоре Татьяна все время неосознанно, по привычке, говорит о том, что «у нас, на Украине», подчеркивая, что это было до войны. Война, вооруженное противостояние, конфликт – не важно. Если там стреляют, это именно война. Как ее не назови, последствия одинаковы: разрушенные семьи, погибшие люди, беженцы. И неизгладимый след на сердце от того, что мы – здесь, в безопасности, а дорогие и любимые люди – там, в гуще стрельбы. Другое измерение, пересекающееся с нашим в точке невозврата. Ксюша и Влад