Полюбил зять тещу. На ее беду

Толпа пассажиров, взбодренная громким голосом, разом повернула  головы в сторону автобусной остановки, куда указывал негодующий старческий перст. Собственно ничего особенного там не было. Просто под зонтом, прикрываясь от дождя, самозабвенно целовалась влюбленная парочка, которой не было никакого дела до окружающего мира.

- А в наше время и девки и парни поскромнее были, - не унимался старичок. – Даже жену законную мужья не позволяли себе на улице так лапать. А сейчас? Совсем распустился народ.

Он еще долго что-то бурчал про современные нравы, которые не совпадают  с его возрастным представлением о целомудрии. Я же в свою очередь унеслась мыслями года на три назад, в один из пригородных хабаровских поселков. Не стану называть его. Читатель скоро поймет о причине. И фамилии, по этим же соображениям, тоже поменяю. 

В общем, ночевала я тогда, застигнутая непогодой у нечаянной своей знакомой. По-деревенски, будучи  человеком гостеприимным, Валентина, женщина лет 50-ти,  вошла в мое положение и  пригласила домой.  Потому что к последнему автобусу я опоздала, а риск остаться до утра на неосвещенной, хоть и летней улице незнакомого посёлка был довольно велик,  тем более там я практически никого не знала. 

Когда большущая из семи ребятишек крикливая семейка была накормлена, помыта и уложена по кроватям, мы сели  почаёвничать.  Да так и зависли часов до четырех утра. Поболтали «за жизнь». Взгляд мой упал нечаянно на портрет  немолодой женщины. Помнится, такие портреты в чёрно-белом исполнении от руки раскрашивали доморощенные фотографы, и ценились они довольно высоко.

- Это мама моя, - перехватив мой взгляд, -  проговорила Валентина. – Ей здесь примерно столько же, сколько и мне сейчас, года 52.

- Жива мама? – спрашиваю.

- Жива. 77 недавно стукнуло, - вздохнула хозяйка.

- В другом городе, что ли живет? - не унималась я.

- Да нет, на Красной Речке, в доме престарелых, - получила я неохотный ответ.

Чувствовалось, что «материнская тема» отнюдь не из приятных для моей собеседницы.  Подумала, как же так? Дом, вроде, просторный, места много, неужели для родной матери не нашлось бы уголка?  Да и ребятишек было бы на кого оставить, в случае отлучки.

Мне стало не по себе. Но, судя по сжатым губам Валентины и по тому, каким жестким стало ее лицо, я поняла, что за этими словами спрятаны какие-то  очень неприятные для нее события, может быть, даже семейная тайна.

- Ладно, расскажу,  -  после недолгих расспросов согласилась Валентина. Но предупредила, чтобы я поосторожничала, если соберусь озвучить ее рассказ. Настолько деликатной была тема ее воспоминаний.

Произошло это лет тридцать назад. Валентина, молодая и красивая, недавно отметившая третью годовщину свадьбы, и успевшая произвести на свет первенца Димулю,  стала как-то сомневаться в надежности и верности своего супруга. Максим был на шесть лет старше. И не то, чтобы он не любил молодую жену, но страсть к спиртному очень быстро выявила его  совсем нехорошие качества. Скорее даже, даже пагубные. Он напивался, как говорят в народе – в дрова. Причем, как в том анекдоте, – пил только по праздникам и после бани.  То есть почти ежедневно. И если поначалу Валя как-то пыталась на него воздействовать, то на третьем году супружества отступилась, поняв, что тяга к водке у мужа необратима.

Как ни странно, но мать Валентины – Пелагея Петровна - в споры дочери и зятя не вступала. А когда Валя пыталась найти у нее защиты, только махала руками, приговаривая: «Я вас не сводила, разбирайтесь сами…»

- Поначалу я, конечно, плакала, все надеялась что одумается. Ведь наш сынок – копия папина, подрастал. А потом плюнула, в свои дела окунулась. Деревенская жизнь, знаете ли, скучать не дает. У нас и хозяйство было немаленькое. Мать с каждым днем слабела, все жаловалась, что руки болят,  ноги по ночам крутит. Так что всё на мне держалось, - вспоминает Валентина.

К тому же она умудрялась не только тащить на своих плечах всё домашнее хозяйство, но и  работать в поселковом ателье. Плюс воспитание сына. Времени свободного не оставалось совсем.

А потом грянул гром. Да такой, что окажись женщина в преисподней, не так бы, наверное, по ее словам, была потрясена.

Однажды, сидя у окна вместе с матерью, они увидели возвращающегося с очередной попойки Максима. Он спускался нетвердыми заплетающимися шагами с косогора по тропинке, прямо к дому.

- Вон, идет твой долго… ,-  проговорила матушка, сказав слово, которое она не могла и  не должна  была произносить ни при каких обстоятельствах.

Валя схватилась за сердце:

- Тебе-то откуда знать про его …? – только и смогла произнести.

Ночью она вошла к матери в спальню:

- Рассказывай, все как есть. Иначе… Я не знаю, что с тобой сделаю, -  пригрозила Валя матери, сняв с гвоздя вожжи.

Как в тумане слушала Валя покаянный материнский рассказ, о том, как   вернувшийся поздно ночью пьяный Максим залез к ней под одеяло. Валя тогда с сыном лежала в больнице.

- В общем, случилось то, что случилось…  Видно, понравился он ей.  И на протяжении пяти лет я ничего не знала, пока она сама не проговорилась. Получается, эта кляча старая и мой алкаш пять лет меня вокруг пальца обводили, - тяжело вздохнула женщина.   

А вскоре случилось страшное. Муж, опять же «нагрузившись» до отказа,  упал в глубокую лужу, напоролся на камень. Под утро его нашли полумертвого и окровавленного рабочие лесопилки. Через несколько дней от умер, от заражения крови. Мать слегла. Пролежав  в  больнице около месяца, она вернулась домой полуслепая,  с распухшими ногами, еле передвигалась по дому.

- Я ее видеть не могла первое время. А потом, как только представилась возможность, отправить ее в дом пристарелых. Она там уже больше десяти  лет, - говорит Валентина, сжав палицы правой руки в кулак. Видимо,  боль от предательства близких ей людей не окончательно была притушена.

-А вы своего мужа ни в чем не вините? – задаюсь я вполне справедливым вопросом.

- Да про него даже вспоминать не хочу. Я понимаю, что она не могла сопротивляться. Но почему мне сразу не рассказала? Они же пять лет мне голову морочили. Я даже и подумать не могла, что такое в нашей семье произойти.

Мы еще долго сидели за столом. Рассуждали о человеческой подлости,  о силах для  прощения и чувстве вины, о нравах и нравственности. О том, как неожиданно может распорядиться  судьба с человеческой жизнью.

А когда уже забрезжил рассвет, и решено было вздремнуть на пару часов, Валентина сказала, что к матери в приют она приезжает, но нечасто. Старается при встрече заставить себя через силу быть приветливой. Видеть ее она по-прежнему не хочет.  

Валерия КОКОРИНА,
г. Хабаровск