«Верность мужу хранила всю жизнь, любила его сильно, а вот простить не получается»
Куротная соседка моя, Валентина, не так давно «отошедшая» от траура по мужу, как-то на одной из посиделок с винцом и шоколадом, в парковой беседке, проводив «влюбленных» взглядом, произнесла:
– А ведь у этого парня наверняка и жена есть, и дети. Но ведь стоило из дому уехать, и вот, поди ж ты, глазенки скособочил. И, похоже, не только глазенки…
Она глубоко вздохнула. Было видно, что в душу женщины вернулись давние воспоминания, которые долгое время она прятала не только от людей, но и, похоже, от самой себя.
– Расскажи, – попросила я. – Может, легче станет.
Она не стала противиться, давняя невысказанность, плюс принятый на грудь бокальчик домашней наливки сделали свое дело.
– Давно это было, лет пятнадцать назад, – начала она свою исповедь. – Отправили моего Сашеньку на курорт, на Сахалине. Мы жили хорошо, поэтому отпустила я его с легкостью. Даже мысли не было о том, чтобы налево пойти. Мы же с ним больше сорока лет прожили. Детей подняли, внуков нянчили.
В общем, вернулся с отдыха муженек каким-то странным. Это она почувствовала с самого начала. Заметив на руке большой синяк (с крыльца, поскользнувшись, упала), стал вопросы подозрительные задавать, поглядывать исподлобья. Потом вообще напрямую спросил, мол, кто это тебя, Валюша, так припечатал, пока меня не было.
– А ведь у нас за все эти годы даже мысли не было такие вопросы задавать, – произнесла Валентина. – И тут меня как током ударило – гульнул муженек-то. Да и подруга Ирка то же самое предположила. Только он как стенка деревянная стоял на своем. Тебя, мол, люблю, ни с кем ничего. А дальше в нападение переключался – все синяком на руке попрекал. Дошло до того, что по соседям стал ходить, все расспрашивал, как я вела здесь себя. Несколько раз поскандалили даже. Потом все утихло. Помирились.
И надо же было такому случиться, только предложили Вале года через два путевку в то же самое Синегорье, что на Сахалине, где ее благоверный когда-то отдыхал.
– А меня сердце не отпускает. Чувствую, быть беде, – вспоминает Валентина.
Перед тем как отправиться в дорогу, она обмолвилась мужу, без слез, без истерик: «Ты только не приводи домой никого…» Он только рассмеялся в ответ, назвал ее дурехой ревнивой. На том и расстались.
В санатории, правда, второй раз сердце екнуло, когда молодая женщина за стойкой регистратуры, удивительно похожая лицом на Валю, уточнила ее место жительства.
– Больше я ее не видела, – и, резко переменив тон, ставшим вдруг скрипучим голосом проговорила, почти по слогам: – Она к нему, к мужу моему поехала. Мне и соседи потом рассказывали, да и он глаз не поднимал.
– Прощения не просил? – интересуюсь я.
– Нет. Но вот что запомнилось. Когда ему стало плохо, пять лет назад, вызвали «скорую», и я пошла за носилками, он уже с угасающим сознанием снял с руки кольцо обручальное и протянул его мне. И тут я поняла, что это не только прощание, но и просьба о прощении.
И моя новая подруга, не скрывая слез, начала бессвязно говорить о том, что верность мужу хранила всю жизнь, любила его сильно, а вот простить до сих пор не получается.
– Я уж и к священникам ходила, и сама себя успокоить пыталась. Не прощается. Умом понимаю, что хуже ему уже не будет, а душа плачет – от обиды.
Возвращались в корпуса мы медленно, вдыхая прелый запах опавшей листвы. И даже когда повеяло свежим ночным осенним ветерком, мы долго стояли перед входом. Голову мою сверлила единственная мысль: только бы не встретить ту парочку, что навеяла столько воспоминаний моей новой подруге.
Валерия ПАВЛОВА,
г. Хабаровск
